Акулы из стали. Аврал

Даже если моряк служит на каком-нибудь занюханном корыте и за всю службу ни разу не выходил в море, то всё равно как минимум два раза в год его проверяют. А уж если он в боевом экипаже, то проверки он встречает чаще, чем своих родителей. Намного чаще. К проверкам готовятся все – и офицеры штаба, и проверяемые моряки. Офицеры штаба наглаживают манишки, достают новые галстуки и красивые зажимы для них в виде подводных лодочек, везде тщательно бреются и в день проверки не похмеляются с утра на работе. А моряки в основном шуршат приборку и приводят в порядок документацию. Понятно ведь, почему без качественно сделанной приборки невозможно пройти проверку? Мне – нет, но так заведено. А документация – это вообще основа основ во флоте! Не важно, как хорошо подготовлены твои матросы и мичманы, сколько лет они служат и как матёры в знании своей матчасти, если у тебя нет планов занятий с ними, то считай всё зря: вы все жалование получаете, потонете в море, как пить дать!

А учёба, она же в армии непрерывна и чисто условно делится на два периода обучения: летний и зимний. Они ничем не отличаются друг от друга, и распознать в суете дней их можно только по оргпериоду, которым каждый начинается. Оргпериод – это такой флотский способ борьбы с энтропией, его проводят для того, чтобы углубить, усилить, расширить, закрепить, настроить и накрутить хвосты. В оргпериод вам запрещают сходить на берег, заставляют спать в казарме или на корабле, вы делаете в два раза больше приборок и передвигаетесь по территории базы только организованными группами и строевым шагом. А потом наступает апогей оргпериода: строевой смотр, на котором суровые офицеры штаба проверяют ваш внешний вид, цвет ботинок и пытают у вас знания статей Корабельного Устава. А дальше снова разброд и шатание поглощают всё. Ну, по мнению офицеров штаба. Поэтому периодически они и устраивают проверки хода подготовки, к которым заранее предлагают подготовиться. Подготовка заключается в основном в том, что ты стираешь в тетрадке с планами занятий прошлогодние даты и аккуратно вписываешь нынешние.

– Витя, ты подготовил тетрадь боевой подготовки команды, завтра же проверка штабом?

– Конечно, – фыркает старшина команды и протягивает мне тетрадь, которая служила на этом крейсере ещё до того, как он поступил в учебку. Мы с тетрадью хорошо знакомы, и я знаю точно, на какой у неё странице приклеились крошки от табака и где меня встретят кружки от стаканов с чаем, а тетрадка знает, что я сейчас скажу:

– Витя, ну опять?

– А чо такого-то?

Да ничего, конечно. У меня и у самого такая тетрадь, чуть помоложе только. И офицер штаба, который меня будет проверять, пожмёт тетрадке лапку, как своему старому знакомому, и выдумает из головы пару замечаний по ней, хотя он её проверяет уже не первый год и замечаний там уже не может быть никаких в принципе. Мы смотрим друг на друга честными глазами, и я честно делаю вид, что это свежая тетрадь, сделанная мной вот буквально вчера, на оргпериоде, а он также искренне делает вид, что верит мне всей душой и сверяет список тем занятий со своей тетрадью, которую он сделал позавчера, но на самом деле она досталась ему ещё от позапрошлого флагманского специалиста, который давно уволился с флота и качается в кресле-качалке у камина на своей даче под городом Пушкин с пекинесом на коленках. Вот она – преемственность поколений на флоте. А вы как думали?

Самое плохое обстоятельство, которое может случиться, – это смена командира или механика, то есть лица, которое утверждает все документы на корабле в своём подразделении. Это же надо ползать по всему кораблю, разыскивать все инструкции, расклеенные там, где не ступала нога человека, и менять их… ну или просто наклеивать на пожелтевшую инструкцию белоснежную полоску с новой фамилией. И всё равно, как тщательно ты это ни делай, проверяющий хоть одну старую инструкцию да найдёт!

– У них инструкция по управлению холодильной машиной номер шесть с нарушениями оформлена! – гордо объявит он на подведении итогов.

– Да где он её нашёл? – шёпотом спросит механик у комдива-три. – Всё же, блядь, перерыли!

– Думаю, с собой принёс за пазухой и приклеил втихаря, змей! – так же шёпотом ответит Антоныч.

– Отставить шептаться! – рявкает командир дивизии. – Почему бардак?!

– Виноваты, тащ контр-адмирал! Прошу разрешения устранить немедленно!

Этой холодильной машине двенадцать лет, она побывала в трёх автономных плаваниях и куче выходов в море, её обслуживают ровно те же мичмана, которые обслуживали её всю жизнь, они делают это уже даже не задумываясь, они по её чиханиям уже определяют, где надо что подкрутить и куда что вставить или долить. Но эта вот на хрен им ненужная инструкция обязана висеть, и вот эти вот слова «Виноваты! Разрешите устранить!» должны быть сказаны, как будто можно себе представить, что не виноваты или не разрешат устранить. «Не-е-е-ет, – скажут, – писькины дети! Вот не устраняйте! Пусть висит теперь бельмом на ваших хитрых глазёнках!»