Но вот зам почему-то смеяться не стал, а молча снял этот листок, пока (как он думал) никто его не видел, аккуратно сложил и положил себе в карман, а после этого начал обильно волноваться.
И было за что, конечно: аккурат 16 ноября мы и должны были вернуться в базу по плану, но тут вот какая штука – выход в море всегда по плану, хоть камни с неба валятся, а вот возвращение… Можно и на день застрять, можно и на два, и на десять. И не волноваться в такой ситуации решительно невозможно – ведь это же легендарный Рыбачий! Ну и о поместье, конечно, не стоит забывать.
Зам сделался необычайно рассеянным и каким-то странно отрешённым: его стали часто замечать у рубки связистов, и он постоянно спрашивал у них:
– Ребята, ну что там с планами БП? Не изменились ли? Волнуюсь я, знаете ли… за планы БП.
А те удивлённо ему отвечали, например, что откуда они знают, если мы в подводном положении находимся? У них хоть оборудование и на пике прогресса семидесятых годов, но не настолько же!
Или вот у командира он спрашивал:
– Ну что там, Сан Сеич? Когда в базу? Шестнадцатого всё ещё?
А командир обхватывал своими лапищами его голову и внимательно заглядывал в глаза, а потом в них же и кричал:
– Товарищи инопланетяне! Надо внимательнее быть, когда земных особей подменяете своими андроидами! Нюансы, товарищи! Вас с головой выдают нюансы!
Это потому что о том, что мы заходим в базу шестнадцатого, можно было инвариантно узнать именно шестнадцатого и никак иначе!
А ещё он начал немного зависать: разговаривает так, знаете, а потом резко обрывается, глаза туманные, и в себя и губами так медленно шевелит, как будто жуёт что-то, а вокруг него прямо вот аромат хрустящей корки круассана непременно на сливочном масле и свежесмолотого кофе, и все такие: «О, откуда это круассанами потянуло? Уж не из чьих-то мечт?».
Хотя я лично его прекрасно понимаю: о чём ещё может мечтать отставной морской волк, как не о доме на Рыбачьем? Настоящий, я имею в виду, морской волк, по призванию.
Я бы, например, на месте зама мечтал о родовом гнезде на мысе Гремящая Пахта, непременно с маяком, и каждый вечер ходил бы туда зажигать огонь, а днями выезжал бы на Цып-Наволок в двуколке, укутав ноги пледом и куря трубку, щурил бы старческие глаза в сторону открытого моря на проходящие мимо боевые корабли и подводные лодки, а совсем впав в маразм, наверняка махал бы им вслед платком. Хозяйство бы там завёл знатное: на лугах – коровы, в прудах – осетры, в полях и лесах – крестьянки. И рыболовецкая флотилия с круглосуточным режимом работы – там же трески и селёдки больше, чем воды, вокруг этого Рыбачьего. Норвегов гонял бы, конечно, оттуда, для этого приобрёл бы списанный пограничный катер и покрасил бы его позадиристее. Потом пришлось бы заводик ставить по переработке рыбы, а излишки её посылать на Большую Землю в помощь бедным и нерадивидым офицерам. И уже хорошо выходит, а это мы ещё не дошли до залежей нефти, газа и минералов, я прошу заметить! Тут уж впору и аэропорт будет открывать. Да. Тяжело мечтать.
Ну вот примерно об этом зам и думал, и грело его всё в этих мыслях: начиная от крестьянок и заканчивая тёплым, как котёнок, Нордкапским течением.
А мечты, они, знаете ли, имеют какие-то свои, пусть и странные, рычаги воздействия на реальный мир, и в базу на этот раз мы пришли именно шестнадцатого.
Не то что пришвартоваться, а на траверз пирса ещё встать не успели, как зам в шинели, шапке и с папочкой наверх вылез. А наверху же напряжение от подготовки к швартовому удару и сплошные тулупы, пятнистые от соли, с валенками и рукавицами по локоть. Да, блин, офицеры походного штаба ещё наверх не выходили!
– Валерий Феофанович! А позвольте-ка поинтересоваться, куда это вы с таким срочным лицом?
– Мне в штаб, тащ командир! Срочно вызывают!
И нагло убежал.
– Как его вызывают-то? Серёга?
– Да я откуда знаю? Может, чайку почтовую прислали из политотдела? Вообще не гребу, тащ командир!
– Ну, какую чайку-то? Это же невероятно!
– А от каждого по способностям, каждому по потребностям – вероятно, по-вашему, да?
– Ну… по-моему, нет…
– А вот по их учению – да. И причём во всём обитаемом мире! На этом фоне, знаете, почтовые чайки не так уж и удивительны! Ну что, я швартанусь на этот раз?
– Ну швартанись, а я просто рот пооткрываю – вон начальник штаба с пирса строго глядит. Опять тут накосячили, небось, пока мы бороздили.
Растолкав швартовую команду, зам спрыгнул на пирс вместе с бросательным концом быстрее, чем борт лодки о него ткнулся. Отмахнувшись от начальника штаба, растолкав оркестр и бродячих собак, он побежал в штаб.
– Бежит, Серёга, смотри! Бежит!
– Ага, и полы шинели так красиво вьются за спиной, да?
– Да. А ты хоть раз видел, как он бегает?
– Да вы что! Он даже нормативы по физо не сдавал со всем экипажем, сказал, что комиссарам положено бежать только в атаку на врага.
– Так что это сейчас: пиздец нашему штабу получается? А офицеры-то вон на пирсе и ничего не знают. Сиротинушки.