Акулы из стали. Ноябрь

– Конечно, нет. Просто не повезло вам, вот в чем дело.

– Кому это «вам»? – не понял механик.

– Да я про них, молодых, я не про нас. С нами-то что, все понятно. Мы-то что, в махровых мечтах о коммунизме воспитаны, партией взрощены, идеологией вскормлены. И о чем нам думать, о завтра? Так все у нас завтра понятно было. Нравилось, не нравилось, но понятно, а у них? От страны осталось не пойми что, и я не про территории, а про все: прошлое вроде как позорное, настоящее – нищее и убогое. А в будущем что?

– Что?

– А вот это вот самое «что» и больше ничего. Вот ты, Анатолий, что здесь делаешь?

– Служу.

– Это понятно, но ты служишь за что? За идею?

– Так… за какую идею?

– За деньги?

– Смешно.

– А за что тогда?

– А я и не знаю. Я, по сути, наверное, и не служу даже, а просто работу свою работаю. Меня же научили и, не знаю, смешно, но она мне нравится. Коллектив, друзья. Я на своем месте себя здесь чувствую… Чувствовал…

– А потом?

– Не думал. Что-то, да будет и потом.

– Но надеешься же на лучшее?

– Да, хотелось бы.

– А веришь?

– Во что?

– В то, на что надеешься?

– Пожалуй, что нет.

– Вот. Оттого оно все так и происходит у тебя. Все забрали у вас, а взамен ничего и не предлагают. Даже надежды. Плюс еще, видишь, и как-то на личном фронте у тебя не клеется, да?

– Да, но… не думаю, что это так уж важно.

– Это в нашем возрасте уже не так уж и важно, – буркнул механик, – а в твоем очень даже и важно.

– Поддерживаю, – согласился зам, – оно кажется так, что не важно. Знаешь, когда есть о ком заботиться… Ну ладно, хорошо, нести ответственность – оно тоже держит в тонусе, поверь.

– Да я верю, верю, но как тут… из снега же себе не вылепишь…

– У моей жены знакомая есть. Разведена. Ну чуть старше тебя, да, но… Дама очень даже приличная, я в смысле наружности… Нет, ну и внутренности тоже хороши. Я про богатый внутренний мир. – Механик жестом остановил зама. – Хочешь познакомлю?

– Это вы так все говорите, потому что больше тут ничего и не придумаешь, верно?

– А кто все?

– Ну вот вы с замом, доктор…

– Не зря, значит, и говорим. Ну а доктор что – предложил кого?

– Да у меня есть.

– …?

– Ну, вроде как есть, надо только сходить да познакомиться толком, да все некогда.

– Ну вот сегодня и иди! А завтра мы с тебя спросим. Да, мех?

– Да, зам. И это…Толик… Зам, давай ты.

– Подойди и поговори, если что, Толик. Мы же не на партсобрании, мы же все тут в одной лодке…

– В прямом смысле этого слова, – поддержал механик.

– …и мы, конечно, не семья, чего уж тут, но мы же товарищи твои. Вот мы – старшие, у нас опыт, знаешь…

– Ум! – добавил механик.

– …мы же вот, между нами только, ты, главное, в себя не уходи, там очень легко заблудиться.

– Ну вы скоро там? – зашипела связь голосом старпома. – Я уже вспотел тут один управлять крейсером и хочу поссать сходить. Давайте уже как-то, я не знаю! Или что, мне еще потерпеть?

– Идем! – крикнул в ответ механик. – В шестнадцать чтоб на борту тебя я не наблюдал, Толик, понято?

– Понято.

К Кате Толик решил идти прямо в форме, не переодеваясь. Надел только носки посвежее и помазал шею одеколоном. Потом подумал, что одеколон выветрится за время пути и пахнуть от него будет все тем же железом, и положил флакон в карман, с целью освежить запах в подъезде. Потом подумал еще, критически оглядел себя в зеркале и одолжил у начхима белое кашне. Что, если подумать, было смешно: будто так он не очень, а в белом кашне вполне себе.

В подъезде у Кати Толик почувствовал робость, и это его удивило, но удивило приятно: он-то думал, что не шел до сих пор к Кате оттого, что черствый сухарь, а оказалось, что просто робел. В подъезде было тихо и холодно и не как во всех остальных, а будто кто-то выстудил его, то ли проветривая, то ли просто забыв закрыть дверь. Пахло чем-то посторонним, но чем – непонятно. А потом Толик облил себя одеколоном, и стало пахнуть им. Ну вот она, дверь. Толик захотел было глубоко вдохнуть, но потом вспомнил, что это вредный совет, от которого мозг, наоборот, впадает в панику – хорошо же, что не все лекции проспал по психологии. Не давая себе времени одуматься, испугаться и убежать, нажал на кнопку звонка и разочаровался – тишина. Нажал еще раз. Тишина. Дверь была обита дерматином, и Толик поискал на ней место, куда можно постучать. Постучал в ручку, постучал в замок, а потом и в косяк. Эхо в квартире было слышно хорошо, а вот кроме него царила абсолютная тишина.

Толик расстроился, хотя, уговаривал он себя, поводов не было – еще же рано и, может, с работы не пришла или просто в магазин вышла, на рынок. Да мало ли куда – к подруге в гости. Хотел оставить записку, но долго не мог расписать ручку, а потом не придумал, что на ней написать. «Это Толик из ресторана»? «Это Толик, с которым ты в подъезде, ну помнишь того»? Одно другого нелепее. Ладно, зайду позже.