Акулы во дни спасателей

Если не удавалось выбраться из кампуса, по ночам мы с Вэн (и Хао, и Катариной) залезали на здания. Порой мы с Вэн сидели на полу нашей комнаты спина к спине, да, писали, читали, подчеркивали основное в учебниках, касаясь друг друга лопатками, как мне хотелось бы руками. Но мы больше не заходили так далеко, как в Индиан-Крик. Мы словно стояли на вышке в бассейне, смотрели на воду, которая нас поглотит и остудит, но не прыгали. Мы вернулись к чему-то меньшему, но все-таки это было что-то. Меня от этого лихорадило, и я изо всех сил сдерживалась, чтобы не умолять Вэн о близости.

Как-то вечером позвонила мама. Разумеется, насчет Ноа. Только на этот раз все было иначе.

— В каком смысле пропал? — Я знала только, что у него на работе был какой-то несчастный случай. Кто-то умер в его дежурство, возможно, по его вине, и Ноа вернулся на Гавайи, чтобы время и расстояние помогли ему справиться с этим. Но уж дома-то безопасно? На то он и дом.

Мама объяснила, что он уехал на Большой остров. Я так поняла, отправился в поход по глухим и священным местам в долины у Хонокаа.

— Его туда призвали, — говорит мама.

— Призвали? — спрашиваю я, а сама думаю, о нет, опять эта чушь.

— Аумакуа, — отвечает мама. — Дома он отчетливо их почувствовал. Его ждали в долине.

— И вы теперь его ищете?

— Мы вылетаем сегодня вечером. Дин скоро приедет. Там уже работают спасатели из округа.

— Я тоже приеду, — говорю я.

— Нет, — возражает мама, — тебе нельзя бросать университет.

— Ты же сама только что сказала, что Дин приедет.

Мама вздыхает, точно я ляпнула глупость.

— Дин уже не в университете, — говорит она.

— Угу, — с деланым равнодушием отвечаю я. — Ты хочешь сказать, что у меня есть возможности, которых не было у вас?

— Думай, что говоришь, — парирует мама.

— Ты знаешь, чего я хочу, и заставляешь меня сделать наоборот, — не унимаюсь я.

— Все, благодаря чему ты попала туда, на материк, в университет, — отвечает мама, — ты ведь добилась этого не в одиночку и не можешь вытворять что вздумается.

— Еще как могу, — возражаю я. — Я сама распоряжаюсь своей жизнью.

Наверное, мои слова все же убеждают маму. Она ведь могла и наорать на меня, и спокойно съязвить. Но вместо этого говорит кое-что очень странное, я до сих пор вспоминаю ее фразу, даже сейчас, когда все позади.

— Кауи, — говорит она, — я тебя знаю. Я была тобой. Оставайся. Сама подумай, что будет, если ты вернешься домой и не закончишь семестр?

— Не знаю, — отвечаю я, но чем больше об этом думаю, тем больше понимаю, что мама права. Чтобы нагнать пропущенное, мне придется заново проходить как минимум один семестр. А тогда мой долг увеличится на пятизначное число. Для меня это серьезная сумма. Нет, я, конечно, могу улететь на Гавайи. Но я же прекрасно знаю, что там будет. Ноа вернется из долины верхом на каком-нибудь единороге, пердящем радугой, осыплет семейство новыми чудесами, историями, тут же хлынут деньги, и вновь воссияет прекрасный золотой свет. Если я вернусь домой, буду лишь зрителем, и то в лучшем случае, окей? За брата я не переживала.

И меня охватывает не что иное, как облегчение, огромное, бесконечное. Я не поеду домой. Я им там не нужна. Облегчение облегчение облегчение. Что же я после этого за сестра?

* * *

Я убеждаю себя, что так будет лучше для всех, не только для меня. А если даже только для меня, что с того? Я возвращаюсь к занятиям. Дни напролет учебники, лекции, семинары, с Вэн отношения чисто платонические, и я гадаю, где и как мы наконец прыгнем в воду. Чей ход, мой или ее.

Но после маминого звонка все почему-то меняется, я клянусь. Как будто сглазили. Ничего не происходит. Вэн больше не ночует в нашей комнате в общаге и не отвечает на мои звонки. Мы планировали вместе слушать этот дурацкий обязательный курс, Христос и крестовые походы, что-то такое. Я думала, увижу ее на лекции, спрошу, в чем дело, правда? Но на лекции она не ходит. Я отправляю ей одно сообщение и сдерживаюсь изо всех сил, чтобы не отправить второе.

Меня охватывает зуд желания, пропадает сон. Я чувствую ее пальцы в своих. Взрыв ее смеха. То, как мы были мягки и одновременно жестки друг с другом. Ее песчаный голос, когда я взбираюсь на голые скалы. Выше, выше, выше. Все ночи это проходит сквозь меня, я сплю часа четыре от силы. Едва не заваливаю контрольную по строительному проектированию — набираю семьдесят процентов.

“На вас это не похоже”, — приписывает на полях преподаватель.

Я спрашиваю о Вэн у Хао и Катарины, они пожимают плечами, говорят, она переменилась, с ними тоже не разговаривает. Через два дня после маминого звонка я поджидаю Вэн в студенческом клубе в тот час, когда она обычно заглядывает туда за кофе. Сижу на диванчике в углу, напротив доски объявлений. Окей, вскоре появляется Вэн с рюкзаком за широкими плечами. В темно-синем худи, без надписей. Шагает расслабленно, широко, нечесаные стриженые волосы перепутались, она отпивает кофе, показывая неровные зубы. При ее приближении я встаю. Вэн замирает.

— Кауи.

— Привет.

— Чего тебе? — Она отводит глаза. — У меня занятие.