Акулы во дни спасателей

Оставшиеся во дворе вещи Ноа гибнут под дождем. Серые подушки футона, мятые комки одежды блестят от воды, на ростовом зеркале брызги грязи. Нам конец, всему этому конец.

— Как же я, блядь, замерзла, — орет Кауи, но обращается не ко мне, а ко двору, к небу.

Я знаю что в соседней квартире живут люди, я видел как они выглядывали из-за занавесок когда здесь были грузчики и шериф, теперь же они сидят внутри с теплым оранжевым светом, как будто не знают, что тут происходит. Я простукиваю ладонью стекла в окнах Ноа, подбираю с газона светильник, чтобы разбить стекло, но Кауи закатывает глаза.

— Что ты как дикарь, — говорит она. — Если мы разобьем окно, все сразу догадаются, что происходит. Оглянуться не успеешь, а копы уже тут как тут. Погоди-ка. — И скрывается за углом.

— Не надо, — говорит Хадиджа, но Кауи все равно уходит.

Через несколько минут дверь с грохотом открывается.

— Заходите, — говорит Кауи.

Хадиджа смотрит на нас.

— Мне еле удалось уговорить шерифа вас отпустить, а вы что творите?

— У нас нет другого выбора, — говорит Кауи.

— Есть, конечно, — говорит Хадиджа. — Например, не врываться в квартиру.

— И что? — говорит Кауи. — Бросить вещи Ноа гнить во дворе? А заодно и отморозить себе жопу?

— Да, но…

— Другого выбора нет, — говорит Кауи. — Нет, и все. — И плечом открывает дверь пошире. Больше ей сказать нечего.

— Я так не могу, — говорит Хадиджа. Дождь шумит громче. — Даже если бы и хотела, а я не хочу, я не могу выкинуть такую глупость.

— А я могу. — Кауи смотрит на меня.

Я иду за ней, Хадиджа ничего не говорит.

Внутри темно и пусто. В гостиной ничего нет, только белые стены и голый темный ковер. Воздух уже спертый, какой-то ватный, будто квартира пустовала годами.

— Иди сюда. — Кауи захлопывает дверь, наклоняется и выглядывает из окна. — По-моему, соседка нас видела. Наверняка она видела нас.

Я иду задернуть шторы, но Кауи говорит, нет, тогда все сразу поймут, что мы внутри, потому что когда мы вошли окна не были зашторены. Я вижу как Хадиджа перебегает через дорогу, ее темные кудри промокли насквозь. Наклонившись, ныряет в машину и закрывает дверь.

— Только к окнам не подходи. — Кауи выжимает свои волосы, вода льет на ковер. Кауи дрожит как лошадь вышедшая из реки.

Мы снова открываем дверь и заносим внутрь еще кое-что. Я смотрю на ту сторону улицы, но Хадиджа уже уехала. На крыльце стоит спортивная сумка и мусорный пакет с одеждой, которую Ноа наверное собирался отдать бедным, и та коробка которую волокла Кауи, с фотографиями альбомами и прочим.

Мы разрываем мусорный пакет, роемся в спортивной сумке, вряд ли что то из этого на нас налезет, но мы не сдаемся. По два три раза ходим из гостиной в спальню, меряим вещи из сумки и из пакета. В конце концов Кауи одевает черные брюки которые на ней трещат по швам — я так понял, это брюки Хадиджи — и свитер Ноа, красный, без фирменых бирок, с капюшоном. Я говорю, а чего ты не померила кофты Хадиджи, а Кауи ответила ей, что сверху все будет мало, потому что она типа накачала спину лазия по горам. У меня та же проблема только еще хуже, я нашел треники Ноа которые налезли мне в поясе, хотя и со скрипом. Но длиной они мне где то до колен. Я беру плащ Ноа, довольно большой, надеваю, он мне как рубашка.

Я смеюсь перед зеркалом когда Кауи говорит:

— Иди глянь.

Я подхожу к ней, пригнувшись перед окном чтобы никто не увидел. Она раскрыла коробку с фотографиями и держит снимок Ноа и Хадиджи на пляже. Хадиджа облокотилась на песок, смуглая как карамелька, с такими же косичками как сегодня забранными сзади в хвостик. Смеется над чем то чего мы не видим. От нее исходит такая мана, типа, хочу и смеюсь, не хотела не смеялась бы, складочки на животе в брызгах воды.

— Ух ты, — негромко говорю я.

Кауи со вздохом забирает у меня снимок.

— Ну Дин.

— Чего?

— Того. У тебя отношения со всеми женщинами начинаются и заканчиваются на кончике твоего хера, да? — Она даже не ждет пока я отвечу, перебирает фотографии и качает головой. С одной из фоток слетает бумажка. Там написано “Хадиджа” и телефонный номер. Я прячу его пока не заметила Кауи.

— Мы с тобой, — говорю я. — Вот тебе отношения без всякого хера.

Она перебирает фотографии.

— Можно подумать, это что то значит, — наконец говорит она. — Ты ничего обо мне не знаешь.

— Что ты имеешь в виду? — говорю я.

Она отрывается от фотографий, поднимает глаза и смотрит в пространство.