Аквамарин их глаз

Но в этом году, в эту минуту, в этом оттиске реальности, случилось то, чего в других не произошло и произойти не могло.

Пространство словно бы на мгновение сжало гармошкой, а потом в мир, в привычную, материальную реальность, пришел прекрасный золотоволосый юноша с идеальными чертами лица. Встав посреди улицы, он каким-то неведомым образом, словно импульсами, отталкивал от себя идущих на него и не замечающих его людей. Некоторые, правда, с глазами такого же цвета небесно-голубого камня, как и у юноши, заметили незнакомца. Они либо останавливались, вновь зашагав и просто оглядываясь, когда на них налетели сзади идущие, либо считали это какой-то игрой света.

Юноша молча, как нематериальное приведение, стоял средь людей, склонив голову набок. От него тонкими линиями расползался холод, растекаясь по стеклянному пространству морозным узором.

Потом, все словно вновь сжалось, а над юношей появился обелиск — монолитный, стеклянный, заостренный и с верхнего, и с нижнего концов (в отличие от томных и грузных египетских). Этот же, явившийся в мир, казалось, не имел формы в чистом виде, будто был видением, потрогай которое — и оно распадется, разлетится на ошметки воображения.

В некотором плане, это так и было.

Атлант вскинул руки, вновь сжав окружающее пространство — ничего страшного не происходило, воздух просто сотрясали легкие толчки, словно мимо пролетал бумажный самолетик.

Обелиск засветился какими-то обрывками света, следом это сделали и аквамариновые глаза юноши. А потом все глаза цвета небесно-голубого камня, разбросанные по просторам исключительно этого оттиска реальности — не важно, где они были и что делали, — замерцали.

Атланты возвращались в мир.

* * *

Игидиус Игидий все почувствовал.

Нащупал каким-то обрезком сознания, который болтался специально для того, чтобы ловить такие обрывки ощущений. То, что коснулось струн души Игидиуса, родило внутри невероятную, детскую радость — словно от долгожданного подарка, найденного в оберточной упаковке под елкой.

Те, кто стоял рядом, почувствовали то же самое. Но их радость по сравнению с восторгом Игидиуса — все равно, что банка консервов рядом с ужином в ресторане на Манхэттене.

* * *

Психовский чуть не выронил книгу, когда глаза библиотекаря и Хуана замерцали. Притом у испанца они, сокрытые под цветными стеклами, загорелись красным. Грецион понял, что с ним происходит то же самое — собеседники отшатнулись от него.

— Ну вот, — буркнул профессор, поправляя темные очки и поворачиваясь к Альтерего. — На самом интересном месте.

Но Хуан даже головой не дернул — он уставился на библиотекаря, которого Грецион сейчас не видел. Психовский почуял, что дело, по всем законам такой ситуации, неладно, и аккуратно повернул голову.

На месте библиотекаря стоял атлант.

Такой же прекрасный, сошедший с картинки, да только вот будто слепленный из глины, не сформировавшийся до конца. В тело словно надували воздух, но не закончили, и все части пока не стали выпуклыми. Щека, например, всосалась внутрь тела, но постепенно принимала правильную форму. Асимметрия в лице и теле (одна рука оказалось короче другой) сдвигалась к состоянию идеала, золотого сечения, будто формируясь по новой, с нуля.

Словно тело вспоминало, каково это — быть человеком.

Атлант стоял, склонив голову, и молча смотрел в пустоту своими глазами цвета небесно-голубого камня. По залу начал расползаться еле-заметный холодок — но не морозный, вовсе нет, а пустой, космический, гласящий о полном отсутствии материи.

— Это… — протянул Хуан и сглотнул.

— Просто стойте на месте, — кинул ему Грецион. — Что ж, милости прошу к нашему шалашу! Я надеюсь услышать от вас очень много интересного, раз уж вы появились… эээ… на месте библиотекаря. Я, знаете ли, тут распинаюсь, лекции о вас читаю!

У Альтерего отвисла челюсть — он не понимал, как Психовский мог вести себя вот так в данной ситуации. Испанцу казалось, что за пазухой у профессора припрятано какое-нибудь «Руководство по общению с непонятными сущностями и древними людьми», которое тот почитывал в любой удобной ситуации. И вот сейчас Грецион, с точки зрения Хуана, вел себя как-то совсем нелогично.

— Мне кажется, нам лучше просто уйти отсюда, — предложил испанец. — А еще лучше — убежать.

— Слушайте, не каждый день увидишь живого атланта во плоти! Ну, или почти во полти. Представьте, что перед вами какой-нибудь воскресший политик. Да не поверю, что вам не интересно было бы с ним поговорить, — Грецион закинул ногу на ногу и откинулся на спинку стула. — К тому же, прежде чем бежать, я хочу понять, от чего мы бежим. Вы там сами хотели узнать про синие глаза. Или уже все — отпустили и забыли?

Хуан устыдился, как публично отруганный за шалопайство школьник.

— Ну, давайте может поговорим, — вновь вернулся профессор к беседе с атлантом. — Если вы помните, как говорить.