Аквариум

Я ничего не ответила, и он рассказал, что танцевал там в „Немецкой опере“, после чего получил длительный контракт на текущий сезон. Он пробудет здесь всего две недели, станцует в трех последних представлениях „Синопсиса“, а потом отправится в Берлин, где уже снял комнату в общежитии, и сразу же приступит к репетициям.

— Все будет так, как ты решишь, — сказал он. — Хочешь, будем просто друзьями, хочешь — не только. Выбирать тебе.

— Не знаю, — уклончиво ответила я. — Я вообще пока не знаю, чего хочу.

— Подумай. Я тебе позвоню. — Он обнял меня на прощание и ушел.

Калим предложил мне путь к отступлению. В самом деле, что мне было делать в Нью-Йорке? Писать никому не нужные статейки? Болтать со знакомыми художниками? Мне не понадобилось много времени, чтобы понять: я хочу вернуться. Здесь я просто туристка. В Берлине же я смогу придумать, зачем мне жить, — слава Богу, вопрос, на что жить, утратил для меня актуальность. Я решила сохранить квартиру, — вдруг мне потребуется тайное пристанище или убежище в Манхэттене в случае, если опять придется спасаться бегством.

Думаю, я обманывала себя, потому что единственной причиной, которая могла вынудить меня покинуть Берлин, был сам Калим, способный причинить мне такую боль, что я просто не смогла бы оставаться в одном городе с ним. Но этот фактор я почему-то в расчет не принимала. Мы будем друзьями. И даже больше, если мне захочется.

Когда он позвонил, я ответила „да“. К тому времени я уже перевела в Германию деньги, купила билет и попрощалась с Эзрой и Джеком. Я собиралась улететь заранее, подыскать там квартиру и через две недели встретить Калима в аэропорту. Нет, я не собиралась жить с ним и даже давать ему свои ключи. И уж тем более сообщать, что у меня есть деньги. Но он будет поблизости, и когда-нибудь я пойму, что же мне все-таки от него нужно. Да и от жизни вообще.

Я прилетела в Берлин, устроилась в гостинице и стала искать подходящую квартиру. Было приятно, что не приходилось считать деньги, и поэтому маклеры относились ко мне с почтением. А я все медлила, выбирала: хотелось подобрать именно то, что нужно. А на это требуется время. Между встречами с маклерами я бродила по Берлину, как прежде по Нью-Йорку, с трудом привыкая к тому, что люди здесь гораздо менее дружелюбны, понемногу занялась своим гардеробом, поскольку большую часть прежнего оставила в Нью-Йорке, и с нетерпением ждала дня, когда Калим наконец выйдет из самолета. Да-да, с нетерпением. В моем номере повсюду стояли свечи, я купила стереомагнитофон, в ход снова пошло зеркало.

Наверное, он догадался сразу, еще в аэропорту. Едва встретив его взгляд, холодный и рассеянный, я поняла: он вновь превратился в раздраженного бога. А я, как и прежде, стала преданной собачонкой.

Не знаю, можно ли заметить, что на женщине нет нижнего белья, и видно ли это по ее поведению. Калим, похоже, заметил. Получив багаж и сунув его в мою взятую напрокат машину, он тут же, не спрашивая согласия, бросил:

— Едем к тебе.

И прежде чем я успела тронуться с места, втянул в нос через соломинку какой-то порошок из пакетика, потом протянул мне и то и другое и приказал:

— Давай!

Раньше я не пробовала кокаин и не имела никакого желания это делать, но без возражений взяла трубочку и втянула немного порошка.

— Теперь поезжай, — велел он, и я отважно встроилась в поток мчащихся машин.

Поначалу я ничего не замечала, но потом желание нахлынуло на меня со всей мощью. Мы въехали в город, и я ощущала себя ангелом, с которым ничего не может случиться. Калим прекрасно знал, что я чувствую, и повторил:

— Давай.

И я начала ласкать себя, продолжая вести машину. Мне ведь достаточно было только поднять платье, подвинуться вперед на сиденье и позволить правой руке (машина была с автоматической коробкой передач, и рука не требовалась мне для переключения скоростей) делать то, в чем она здорово поднаторела в последнюю неделю. Меня совершенно не волновало, что мои действия чреваты опасностью, а пассажиры автобусов могут заметить, чем я занимаюсь, равно как и то, что Калим зевал, со скучающим видом глядя в окно. Такова была его роль в этой игре. Он должен был вести себя именно так. Потому что мне это было нужно.

Я свернула на улицу Кайзердам. Дорога была свободна, после остановки перед светофором я тронулась с места, хорошенько нажав на газ. А дальше все было как в замедленной съемке. До сих пор не знаю, был ли оргазм причиной того, что я вдруг круто вывернула руль, или важней оказалась внезапная мысль, что так продолжаться не может и надо покончить с этим раз и навсегда. На нас с бешеной скоростью надвигалась стена. Вот и все.

Когда я очнулась в больнице, мне сказали, что Калим мертв, а я до конца жизни останусь парализованной. Такая вот история.