Гриб фыркнул. Нет, он Меку ни на кого менять не собирается. Сам из Зыби вывел, значит, такую и хотел. Хотя, конечно, характер у нее испортился. Зато и в постели какая-то страсть что ли появилась.
Гриб взял восточнее, шагая по тропкам между домами и грядками. Где-то уже трава поднялась едва ли не по плечи, где-то неженка выпирала размером с два кулака. Стоило ему подойти к жилым домам, Гриба тут же окликнули.
– Эй, Гриб! Привет!
Остроносый, кадыкастый Сильм выглядывал из ближнего окна. Был он болезненно худ, мосласт, с бледного лица без всякого выражения смотрели светлые глаза. Голые руки свешивались с подоконника.
– Привет, – отозвался Гриб.
– Повеселиться хочешь? – спросил Сильм.
– В смысле?
Сильм качнул головой в глубину дома.
– У меня тут четыре жены. Все хотят. Можем устроить групповушку. Честное слово, достало их в одиночку трахать.
– У меня дела, – сказал Гриб.
– Какие здесь могут быть дела? – развел руками Сильм. – Здесь какое дело не придумай, все осточертеет.
– Мне к Вотуну надо.
– Так Вотун же заболел.
– Я знаю, – сказал Гриб.
– А-а, – протянул, сморщившись, Сильм, – вы же эти, искатели смысла. Вы друг другу мозги трахаете. И как, много смысла натрахали?
– Пока нет.
– Я вот тоже ничего не слышу, – почесав в подмышке, сказал Сильм. – Но, знаешь, я как-то попробовал на «связи», ну, в секундные доли просветления, о чем-то там спрашивать. Типа, кто ты? Что тебе надо? Вот прям по Вотуну, который этот опросник придумал. Что ты с нами делаешь?
Он умолк, глядя на Гриба.
– И что? – спросил тот.
Сильм улыбнулся.
– Я услышал ответ, – значительно сказал он.
– Какой же? – прищурился Гриб.
– Он был… – Сильм сделал паузу. – Он сказал… Забей! – выкрикнул он. – Забей! Иди нахрен!
И, захохотав, пропал из окна.
– Девочки! – донеслось из дома. – Я снова в боевом состоянии!
– Придурок, – прошептал Гриб, отходя.
Жилище Вотуна могло похвастаться вкопанным у крыльца столбом с многочисленными затесами (Вотун считал дни) и выкрашенными синей краской наличниками. Во всяком случае, с другими избами и захочешь – не спутаешь. Не выясненным, впрочем, оставалось следующее: сам Вотун красил наличники, выпросив эмали у Зыби, или просто занял уже такой дом?
Грядок Вотун не держал, и то, что наросло у него на земле перед домом и дальше, было совершеннейшим дичком: и трава, и неженки, и – неожиданно – редкие кустики альбики. Гриб не удержался и сорвал несколько ягод с куста.
Кислые-е! Он припрятал пяток в нагрудном кармашке для Меки. Надо будет порадовать. У него даже правый глаз зажмурился от какой-то нереальной кислоты.
Дверь в дом была заперта.
– Вотун! Вотун! – Гриб стукнул в крепкие доски.
Ответа не было. Как бы не помер искатель смысла.
– Вотун! Это Гриб!
Гриб стукнул еще раз и, приподнявшись, заглянул в высокое окно. Ни черта видно не было. Свет. Пыль. Серая стена с проемом напротив. Может, Вотун как раз на «связи». Чего тогда звать? Хотя больному, наверное, сеанс сейчас вообще не в жилу. Лежит Вотун, весь зеленый из себя, каменеет, а в него то ли вливают, то ли откачивают. Тоже пытаются достучаться, если поразмыслить.
Гриб, помедлив, сел на ступеньку крыльца. Ладно, ждем минут десять-пятнадцать. Больше ни один сеанс не длится. Он задумался, а что потом, если Вотун не объявится на повторный стук? Придется бить стекло, лезть внутрь. Вроде и не принято здесь помирать, а, глядишь, все в первый раз случается.
И пальцы на овец однажды падают.
Пересчитав зарубки на видимой ему стороне столба (двадцать девять), Гриб уже поднялся постучать еще, как окно, в которое он заглядывал, хлопнуло створкой.
– Кто тут?
Голос у Вотуна был слабый и сиплый, посвистывал. Выглядел Вотун тоже так себе. Зелень на впалых щеках, зелень на лбу, зелень текла из носа, копилась над верхней губой зелеными усами. Кажется, темные волосы тоже нет-нет и отливали зеленым.
Гриб сделал шаг от крыльца.
– Это я, Гриб.
Вотун приоткрыл заплывшие глаза.
– А-а, приветствую, Гриб, – сказал он и с шумом шмыгнул носом, закрыв лицо ладонью. – Неприятность со мной, видишь, приключилась.
– Вижу, – сказал Гриб.
– Ты, в общем, не подходи.
– Не подхожу.
– Ага, есть предположения, что болезнь может быть заразна.
Вотун согнулся, выпав из поля зрения, и высморкался. Когда он возник вновь, зелени на его лице только прибавилось.
– Это от чего? – спросил Гриб.
– Думаю, от альбики, – сказал Вотун.
– От а…
Гриб хватанул воздух ртом, а Вотун разразился скрипучим, с перебулькиваниями, смехом.
– Что, сожрал несколько ягод? – спросил он. – Не бойся, шучу я. Все, понимаешь, угоститься лезут. Не от альбики, неженка мне попалась, видимо, перезревшая. Я, дурак, бухнул старые запасы, не глядя, на сковороду.
– Понятно.
– Погоди, – сказал Вотун, – сейчас за записями схожу. Ты же не просто так пришел?
– Нет.
– Я так и подумал.
Сморкаясь и кряхтя, Вотун скрылся, и прежде, чем он появился вновь, Гриб успел прикатить себе чурбачок и поставить его почти под самым окном.
– Все, готов писать, – обозначая себя, Вотун стукнул костяшками пальцев по подоконнику.
Гриб поднял голову.
– Слушай, Вотун, – сказал он, – почему ты себе жену не заведешь?
Вотун сердито фыркнул.