Читаем «Аквариум». Геометрия хаоса полностью

«Как-то Гребенщиков показал нам новую песню «Никто из нас не выйдет отсюда живым», — рассказывал звукорежиссёр «Аквариума». — Я прослушал её и говорю: «Боря, всё хорошо, но это — Sunny Afternoon!» Я не утверждал, что она слизана с Kinks, но некоторые фрагменты были именно оттуда. Потом он что-то переделал, но я всё равно удивился: «А теперь это The Doors получается! Разве ты не слышишь?» Но когда в студию пришёл Курёхин, они похимичили, немного изменили мелодию — и получился именно тот вариант, который мы слышим на альбоме».

Были во время этой сессии и другие проблемы. Как известно, пиком вкусовой конфронтации на «Табу» стало столкновение фри-джазовой эстетики Курёхина с хард-роковой идеологией Ляпина. Искры летели из глаз и грозили поджечь всю пионерскую богадельню. Будучи поклонником тяжёлого ритм-н-блюза, Саша обожал длинные соло — с гитарой, пропущенной через самодельную примочку, и чудовищным «хорусом» на выходе. Мудрый Гребенщиков давал Ляпину возможность поотрываться на концертах, но в студии вёл с гитаристом душеспасительные беседы о минимализме в музыке. И подобное просветительство приносило выдающиеся результаты.

«Я выступал в роли примирителя, а заодно пытался петь», — вспоминал Гребенщиков, который долгое время недолюбливал «Табу», часто называя этот альбом «кривобоким» и «назойливым».

В определённый момент стало понятно, какого зверя музыканты выпустили из клетки. Баланс между пианино и гитарой выстраивался с боями, и эта напряжённость придавала саунду «Аквариума» шизоидный привкус, который там изначально не предполагался. Не секрет, что душа Бориса предпочитала «более спокойное ощущение музыки» и его идеалам скорее соответствовали «Сыновья молчаливых дней» и «Аристократ», нежели мрачные боевики типа «Пепел» и «Сегодня ночью».

Несмотря на многочисленные компромиссы, внутренние разногласия сделали процесс записи «Табу» неуправляемым. Естественно, что такой надлом не смог пройти безболезненно. Позднее Гребенщиков признавался, что в финале сессии находился на грани нервного срыва. Сидя на балконе студии «в состоянии крайнего кризиса», он написал одну из самых одиозных и катартических композиций «Рок-н-ролл мёртв». Это было не просто жизненное наблюдение. Это была прямая реакция на запись альбома «Табу».

Искусство быть смирным

У меня есть сильное желание иметь некоторые музыкальные средства, которых я лишён: это — студия, хорошие гитары, синтезаторы и т. д., что необходимо мне для работы. Я думаю, что, поскольку я этого усиленно хочу, это может появиться у меня некоторым образом.

Борис Гребенщиков, 1983

После записи альбома «Табу» Гребенщиков «погрузился в себя», отдалившись на какое-то время от многочисленных приятелей. Слегка подустав быть «послом рок-н-ролла в неритмичной стране», духовный наследник обэриутов решил изменить вектор эволюции. Переполненный свежими идеями, он вместе с искусителем Курёхиным начал разрабатывать собственную авангардистскую «игру не по правилам». Вдвоём они выдумывали немыслимые проекты и записывали свои импровизационные фантазии, всячески пытаясь уйти от наработанных формул и традиционных схем.

«В то время «Аквариум» находился в разобранном состоянии, — признавался Борис. — Зато мы с Капитаном часто баловались новой музыкой, веселились напропалую и придумывали всякие авантюры. Мы много времени проводили вместе, даже больше, чем с семьёй. Сложно описывать это состояние восторженного опьянения, потому что постоянно происходил какой-то цирк, и, наверное, припомнить все наши подвиги просто невозможно».

Тем не менее мы попытаемся. В 1983 году друзья частенько мотались в Москву, где в гостях у Саши Липницкого подолгу смотрели всевозможное видео — от боевиков с Брюсом Ли до концертов западных поп-звёзд и документальных фильмов о рок-музыке. Любопытно, что у себя дома ярые экспериментаторы слушали совершенно другую музыку. На магнитофоне у Гребенщикова крутились плёнки c альбомами Talking Heads, Japan и Брайана Ино. Курёхин с огромным интересом изучал полиритмические опыты Сесила Тэйлора, советское ретро 30-х годов, записи Карлы Блей и джаз исламских стран. Затем в процессе совместных импровизаций у приятелей рождалась гремучая смесь из разных стилей и эпох.

Перейти на страницу:

Похожие книги

120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное
100 великих героев
100 великих героев

Книга военного историка и писателя А.В. Шишова посвящена великим героям разных стран и эпох. Хронологические рамки этой популярной энциклопедии — от государств Древнего Востока и античности до начала XX века. (Героям ушедшего столетия можно посвятить отдельный том, и даже не один.) Слово "герой" пришло в наше миропонимание из Древней Греции. Первоначально эллины называли героями легендарных вождей, обитавших на вершине горы Олимп. Позднее этим словом стали называть прославленных в битвах, походах и войнах военачальников и рядовых воинов. Безусловно, всех героев роднит беспримерная доблесть, великая самоотверженность во имя высокой цели, исключительная смелость. Только это позволяет под символом "героизма" поставить воедино Илью Муромца и Александра Македонского, Аттилу и Милоша Обилича, Александра Невского и Жана Ланна, Лакшми-Баи и Христиана Девета, Яна Жижку и Спартака…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука