Аквариум. Рассказы

   В парке, где я люблю бродить и в телесном, и в эфирном виде, всегда происходит что-то интересное и таинственное. Вот и сейчас среди темных вершин лип в воздухе парил огромный синий марлин, отбрасывая на гладкие сугробы косую тень. Его длинное серебристое тело с изящным спинным плавником и вытянутым носом плавно покачивалось на одном месте, красивый хвост царапался о ветки, а большие круглые глаза смотрели в бесконечность. Я подлетела поближе и уселась на мокрую от тающего снега ветку. Мне хотелось развеселить марлина, и я стала искать в своих карманах что-нибудь вкусненькое. Хорошенько порывшись в мягкой глубине, я извлекла на свет "коровку" в белой обертке с коричневыми пятнышками. Я с трудом сняла с липкой подушечки бумажку и протянула конфету рыбине. Марлин пренебрег моим угощением и только выпустил из длинного рта несколько дрожащих пузырей. Он оставался печальным и задумчивым.

   Я съела "коровку" сама, и, уподобившись безмолвной рыбе, уставилась на глубокий снег, окружавший деревья. Большой выпуклый сугроб у самых корней вдруг взвился снежными брызгами и сам собою слепился в нескладного ушастого тигренка.

   Как огромный кот он принялся ходить вокруг липы, с любопытством поглядывая на марлина. Потом изловчился и прыгнул, царапнув по коре льдинками коготков. Ни мне, ни марлину это не понравилось. Марлин заволновался, спрятал нос в дупло, забил хвостом по веткам, но прочь не уплыл. Тигренок снова прыгнул: так и не добравшись до рыбины, он жалобно тявкнул.

– Плыви, плыви отсюда! Заройся в сиреневое облако, стань неприметным! – крикнула я марлину и толкнула его в блестящий холодный бок. И только тогда заметила, что марлин привязан к дереву синей шелковой лентой. Кто бы его мог привязать? Я развязала бантик, потом узелок: лента змейкой упала вниз, прямо в лапы разыгравшемуся зверю, а марлин медленно, словно не веря в свою свободу, поплыл в темноту парка. Его длинное гибкое тело мерцало среди веток; следом, проваливаясь в сугробы, запрыгал игривый тигренок, он тявкал и разбрасывал вокруг снежные хлопья.

   Утром, когда я вновь гуляла по парку (уже вместе с телом), никакого марлина и тигренка я там, конечно, не обнаружила. Но снег возле старой липы был смят, а под деревом валялась конфетная обертка с коричневыми пятнышками. Я сунула бумажку в карман – не привыкла мусорить – и отправилась домой. А синий марлин, наверное, до сих пор плавает в старых темных парках, общипывая зеленые почки и роняя на аллеи серебристые чешуйки. Большие они любители путешествовать – воздушные рыбы!

У оврага    

– Вон, смотри, лежит, не шевельнется, притворяется старым корявым деревом!

   Я раздвинула колючие ветки малины и показала Аленке дракона.

   Он лежал на краю оврага, открыв пасть и тараща на нас круглые золотистые глаза. Внизу, у ручья, лениво бродили коровы и не обращали ни на нас, ни на дракона никакого внимания.

   Аленка недоверчиво хмыкнула и сказала:

– Ага, дракон! Бревно это просто! А сучки на лапы похожи!

   При этих словах дракон закрыл пасть и икнул. Аленка вздрогнула и спряталась за мою спину.

– Не бойся, – я уверенно похлопала ее по плечу, – он только малину и чернику ест, людей не трогает.

   Я отобрала у Аленки корзинку с черникой и поставила ее в траву перед драконом. Тот по-прежнему грустно на нас смотрел и не шевелился, кожа его сморщилась и еще больше стала похожа на древесную кору.

– Чего он не ест? – обиженно спросила Аленка из-за моего плеча. – Я тогда чернику домой заберу. Целый час собирала. И корзинку жалко.

   Дракон закрыл глаза и совсем одеревенел. Бревно бревном. А на носу лягушка пятнистая сидит.

– Он стесняется, и устал, наверное… – нерешительно протянула я. – Он, вообще, болеет. Крылья лечит. Вот залечит крылья, и улетит.

   Крылья у дракона были резные, темно-зеленые, очень похожие на заросли папоротника. Длинную спину укрывала плотная коричневая чешуя, а брюшко – нежная кожа, похожая на мох. Нарядный был дракон, я такого первый раз видела.

   Откуда-то из-за оврага донесся тревожный голос бабушки. Мелькнуло светлым пятном ее ситцевое платье.

– Пойдем, пойдем скорее! – сказала Аленка и потянула меня к малиннику. – Она сейчас сюда придет и увидит…

   Мы полезли обратно в заросли, колючки противно цеплялись за одежду и царапали голые коленки. Бабушка уже ждала нас на тропинке с большим бидоном ягод.

– А ваши где? – спросила она, одергивая мне платье.

– Потеряли… – вздохнула Аленка и жалостливо наморщила лоб. Очень ей не хотелось оставлять в лесу новую корзинку.

Мы вернулись к оврагу через неделю. Только что прошел дождь, и ноги скользили по мокрой траве, капли проникали через круглые дырочки в сандалиях и холодили подошвы.

   На поляне дракона не было. У самого края оврага, заросшего подорожником, чернело большое круглое пятно от костра. В центре кострища лежала одинокая зеленая бутылка и промокший коробок спичек.

– Спалили твоего дракона вместо дров – едко заметила Аленка, – или зажарили на шашлыки…