Аквариум. Рассказы

   Я попыталась представить, какие тайные желания могут быть у жирафа, но так ничего и не придумала… Разве что, познакомиться с симпатичной жирафихой…

– Вы, наверное, в Африке раньше жили… – осторожно предположила я.

– Не знаю, как называется это место, но там очень красиво: сочная трава, до которой, правда, я никогда не дотягивался, высокие вкусные деревья-зонтики, бурлящие водопады – из них чрезвычайно удобно пить… М-м-м…

   Жираф замолчал, задумался, улыбнулся своими подвижными губами и снова принялся щипать березовые листочки. Больше он не обращал внимания на мои расспросы и не сказал ни слова.

   Я вернулась домой с твердым решением помочь жирафу. На следующий день я ехала с работы с огромным душистым букетом белых хризантем. Люди вокруг, наверное, думали, что у меня какой-то праздник – день рожденья, там, или юбилей, или что-нибудь еще в этом роде – а я хихикала про себя: вот бы они изумились, узнав, для кого я купила эти цветы!

   Дома я устроила букет в вазу на подоконнике, открыла форточку и уселась на диван. Я собиралась не спать всю ночь и дождаться появления жирафа: даже если он не заглянет в окно, я наверняка услышу его шаги, догоню, и отдам ему хризантемы.

   До трех я поддерживала себя в бодром расположении духа, попеременно читая Джерома, попивая кофе с лимоном и с трудом вникая в сюжет запутанного фантастического сериала. В половине четвертого мое сознание не выдержало и мягко отключилось: я заснула с томиком Джерома под щекой и не слышала, как приходил жираф. А он действительно приходил, потому что наутро в вазе плавали лишь пара зеленых листочков, а роскошный букет исчез.

   После этого случая жирафа в нашем городе больше не видели. Не знаю, попал ли бедняга на родину, ушел ли куда-нибудь еще, плененный красотой астр, тюльпанов или георгин, но никогда больше местные жители не просыпались в холодном поту, приняв его рогатую голову за чудовище из своих кошмаров.

   Не встречала жирафа и я. Правда, однажды я спросила у слесаря Потапова, который пришел чинить нам кран в кухне, что стало с его клетчатым любимцем. И без того красное лицо слесаря сделалось пунцовым, он сорвал кран, смутился и пробормотал, что ничего такого не припомнит, а жирафов никогда особенно не жаловал. Но он, конечно, врал.

Зимой, после полудня

   Сад, как Венеция. В канавках вдоль тропинок – вода, я сажусь в маленькую лодочку из белой бумаги и плыву мимо берегов, укрытых потемневшими листьями. Кое-где, сквозь мокрую павшую листву пробивается ярко-зелёная трава, снег прикрывает её случайными холмиками. Декабрь.

   Холодные капли тумана набухают на ветках, падают в канавку и на моё лицо; всюду слышен их задумчивый водяной перезвон.

   Я проплываю мимо корявых липовых стволов, припушённых мхом – в морщинах коры прячутся летние тени и заснувшие гусеницы, мне не разбудить их своим любопытным взглядом.

   Возле Памятника моя лодка садится на мель. На чёрной голове Памятника – снежная шапка с отпечатками птичьих когтей. Ночью на нём сидела сова и, покачиваясь из стороны в сторону, пела грустную песню о пятнистых мышах, которые слишком заметны в траве.

   Я отталкиваюсь от глинистого берега и плыву дальше, к каменному мостику над водосточной трубой. На треугольном островке возле мостика я высаживаюсь и долго смотрю на талую воду, убегающую в темноту. Там, в темноте, в холодных пещерах между кирпичами, живёт племя пёстрых лягушек, молящихся щедрому южному богу. Лягушки приносят ему в жертву поблёкших стрекоз и комариные лапки и просят взамен тепла и спокойствия. Это странно, но южный бог внимает их жалким просьбам и посылает тепло. А спокойствие?

   Спокойствие дрожит на воде канавок и хрустит гравием, когда нога размеренно делает шаг. Здесь, в саду. В саду. Я, пожалуй, не уйду отсюда.

Ракушки

Я брожу по дну высохшего моря и собираю ракушки. Вокруг песчаные дюны, поросшие ржавой травой и маленькими чахлыми ивами. Возле пыльной дороги, уставившись вдаль пустыми глазницами фар, лежат остовы машин; у мелкого ручья, пахнущего бензином и водорослями, малышня играет с мячом, жаркий ветер доносит до меня веселые крики и плеск воды. Старые вагончики, где живут любители диких пляжей, похожи на песчаные корабли: вместо парусов у них сохнущие на веревках полотенца, простыни и майки, вместо руля – покореженные, черные от копоти шашлычницы.