– Если тис ожил, это значит, что наша пра-пра-пра-прабабушка, которая спит под этим холмом, вспоминает о нас, – серьезно сказала вторая девчушка, кусая обветренную губу. – Папа говорил, что это дерево посадили в то день, когда бабушка заснула… Болтают, что она умела летать…
Девочка вытянула из пушистой косы красную ленту и украсила ею ствол. Ветер тут же принялся играть с тонкой бахромой, пытаясь развязать неумелый бантик.
– Это значит, что мы о ней тоже помним! – сказала девочка и прижалась щекой к серой коре дерева.
Там, под молодыми морщинками и едва заметными складочками, заглушая шорох муравьиного бега и высокой травы, быстро и ровно билось зеленое сердце. Оно не знало удивительную бабушку, которая, как говорили, умела летать, никогда прежде не видело этих смешных маленьких девочек в белых платьях, но почему-то улыбалось…
Хризантемы для жирафа
Ночью в нашем городе происходят невообразимые вещи. Взять хотя бы белого жирафа, свободно разгуливающего по пустынным улицам где-то в промежутке с двух до пяти.
Многие видели его большую ушастую голову с округлыми тенями рожек, мелькавшую в квадратах форточек и прямоугольниках окон, видели и ужасно пугались, принимая жирафа за грабителя или пьяного хулигана (жираф громко чмокал и фыркал, поедая растения на подоконниках).
Однажды длинношеий бродяга проник и в мою комнату. В ту ночь я долго не могла уснуть и, от нечего делать, пыталась подсчитать угол восхода луны над горизонтом: ее диск, просвечивающий сквозь тюлевую занавеску, не давал мне покоя, вызывая в воспаленном сознании обрывочный курс школьной астрономии.
Вдруг из открытого окна повеяло зоопарком, что-то зачавкало, зашевелило ушами, и вытянутая жирафья морда начала рыться в горшках с фиалками.
Забыв про луну, я громко возмутилась. Я не сказала бы ни слова, если бы голодное животное полакомилось оставшимися на сковородке оладьями, или схрумкало бы свежую газету с телепрограммой на всю неделю – чего только не съешь, когда в животе гулкая пустота! Но фиалки… Это уже слишком!
Дело в том, что мне категорически не везет с цветами: все саженцы, которые попадают мне в руки, либо гибнут от усиленного полива, либо от засухи, либо от банальной простуды, подхваченной беднягами на сквозняке. Страдают растения и от кота: из чистого любопытства усатый нахал откусывает молодые листочки и бутоны, а иногда просто использует цветы в качестве подушки, оставляя на бархатных лепестках клочья длинной рыжей шерсти.
И вот, когда мне только-только начинает везти, и на подоконнике красуются в ряд пять глиняных горшков с фиалками, цветущими и вполне здоровыми на вид, является это африканское чудовище и собирается погубить весь выводок!
В темноте я нащупала диванную подушку и запустила ею в незваного гостя. Жираф изумленно тявкнул, перестал поедать фиалки и ретировался: я услышала, как цокают его копыта, унося большое грузное тело подальше от моего подъезда. Иди, иди! Нечего лазить в чужие окна и уничтожать домашние цветы, когда на улице полным-полно растительности!
Я повернулась на другой бок, но сон упорно не желал приходить. Мысли вертелись вокруг бедного жирафа: наверняка, я не первая так грубо обошлась с одиноким верзилой, и в некоторых квартирах его встречали не мягкими подушками, а чем-нибудь потяжелее. Нет, нужно отыскать его и утешить! Может, он неспроста маячит возле домов, может, ему нужна помощь?
Я кое-как оделась и вышла из дома. Стояла на редкость тихая и теплая майская ночь: не было слышно ни соловьев, ни собак, ни горланящих пьяниц, ни автомобильных сирен, – только фонари гудели, и ветерок шептался с ветками сирени. Жираф стоял около фонаря и общипывал березовые листики – его бледное тело в сиреневых пятнах напоминало глыбу льда. Когда я подошла к нему, жираф оторвался от своего занятия, повернул ко мне длинную морду на гибкой шее и моргнул огромными темными глазами.
– Кхе-кхе… – начала я смущенно, – позвольте спросить, зачем вы слоняетесь возле окон и пугаете граждан, страдающих бессонницей? И зачем поедаете комнатные растения? Ведь вокруг все цветет, и корма хватило бы на десяток жирафов!
Жирафья морда еще больше вытянулась, а нос сморщился в печальной гримасе.
– Я ищу хризантемы, – просто сказал он.
– Хризантемы? – переспросила я удивленно.
– Именно. Но на подоконниках растут одни фиалки или герани, или фикусы, а иногда даже кактусы… Бр-р-р! Очень неприятно на них натыкаться! – жираф замотал головой и сердито зафыркал, очевидно, вспоминая опыт общения с кактусами.
– Но зачем вам хризантемы?
– А разве непонятно? Это должны быть удивительно красивые и вкусные цветы – только вслушайтесь в название – хри-зан-те-мы! Чудо! Я верю, что, едва я их отведаю, все мои заветные желания осуществятся!
– А какие у вас заветные желания, если не секрет? – поинтересовалась я.
– Ну, во-первых, я хочу попасть домой – мне надоело жить в водонапорной башне, не смотря на заботу и понимание слесаря Потапова. А во-вторых… Нет, это слишком личное.