Аль-Амин и аль-Мамун

Благодаря стараниям Дананир, когда аль-Мамун вырос и образованием его занялись учителя, в нем развилась склонность к отысканию взаимной связи различных явлений, что привело к занятиям философией и принятию учения шиитов. Эмир даже занимался переводами древних авторов, что в дальнейшем принесло ему известность.

И в зрелом возрасте аль-Мамун продолжал уважать Дананир, относясь к ней, как к матери. Он часто проводил с ней часы досуга, ведя долгие беседы и восхищаясь ее умом. Вот почему доверил он этой невольнице воспитание своей дочери, будучи уверен, что та воспитает ее как надлежит.

Зейнаб, подобно отцу, обладала редкой любознательностью и стремлением выяснить причины и следствия разных явлений окружающего мира, так что Дананир не приходилось особенно побуждать девочку к учебе. Мать Зейнаб умерла рано, и девочка в самом нежном возрасте стала называть свою воспитательницу «мамой» и так к этому привыкла, что в дальнейшем уже иначе ее и не называла; возможно, она любила Дананир сильнее, чем отца, потому что аль-Мамун, будучи занят политикой, мало вникал в то, как развивается его дочь.

Надобно сказать, что в те времена отцы вообще редко занимались своими детьми, чаще всего они поручали воспитание детей невольникам.

Итак, Зейнаб усвоила основы философии и старалась по мере сил добраться до сути всего происходящего в мире. Она забросила игры и забавы сверстников, меж тем как при халифском дворе, и при дворе аль-Мамуна в частности, то и дело устраивались различные увеселения. Развлекались все — даже слуги и невольники, но Зейнаб держалась в стороне. Из слуг она выделяла лишь свою воспитательницу, с которой не расставалась ни на минуту. Она шла вместе с Дананир в сад рвать цветы, и далее — к клеткам со львами, где можно было наблюдать, как служители кормят этих страшных зверей большими кусками сырого мяса. А если девочку тянуло поразвлечься, она садилась за шахматы, которые были тогда совсем новой игрой при халифском дворе, — первый, кто ввел их, был сам халиф ар-Рашид. Дананир научилась этой игре и частенько играла с Зейнаб. Иногда они отправлялись к западным воротам, выходившим на пристань, и садились там у окна, на террасе, любуясь из-за занавесок зрелищем скользивших по Тигру судов. И им было очень весело — ведь часто мимо проплывали лодки с певцами и музыкантами.

Глава 9. Лекарь из Хорасана

Случилось так, что в тот день, с которого мы начали наше повествование, Зейнаб сидела со своей воспитательницей на террасе над пристанью, любуясь рекой. На ней была простая розовая накидка, на шее жемчужное ожерелье, подаренное дедом накануне отъезда в Хорасан. Они разговаривали о звездах и знаках зодиака. Тема эта была трудной даже для Дананир, и она заметила:

— Неплохо бы расспросить об этом нашего лекаря, когда он вернется.

— Что понимает он в звездах? — удивилась Зейнаб.

— Не скажи! Часто лекари знают тысячи вещей на свете, — улыбнулась Дананир, — особенно те, что из персов. Далеко ходить не надо: наш лекарь не только умеет лечить разные болезни, он еще и философ!

Тут Зейнаб стало смешно, и она звонко рассмеялась. Так смеется юная девушка, не ведавшая в жизни ничего, кроме радости.

— Неужели он знает больше тебя? — в темных глазах ее отразилось недоверие. Конечно же, она была убеждена, что ее воспитательница знает больше всех на свете, — ведь люди часто безгранично верят в тех, под чьей опекой выросли и от кого получили начатки знаний. Так, в глазах детей их родители или воспитатели — кладезь премудрости, а учителей своих они считают самыми великими философами, даже если те на поверку оказываются невежественнее деревенского судьи. Дети часто считают непреложной истиной любые слова своих наставников. Даже если учитель не слишком умен, то ученик все равно ставит его выше прочих ученых, полагая, что уж в своей-то области, скажем, в грамматике и правописании, его учитель непревзойденный мастер.

Дананир знала об этом и, услышав, как Зейнаб превозносит ее знания, улыбнулась:

— В том-то и горе, моя госпожа, что я ничегошеньки не знаю, я ведь только подбираю крохи со стола настоящих ученых! Ну, а что до нашего лекаря, так он изучал медицину и философию в знаменитой школе Джундишапур, из которой вышел Ибн Бахтишу[32], врачеватель самого эмира верующих! И наш лекарь многому у него выучился, особенно алхимии и астрологии. Иначе как аль-Фадль Ибн Сахль доверил бы ему здоровье повелителя нашего аль-Мамуна?

— Когда это было? — перебила ее Зейнаб. — Разве аль-Фадль сейчас не с отцом моим в Хорасане?

— Конечно, конечно, они сейчас там. Я хочу сказать, что этого лекаря прислал к нам несколько лет тому назад аль-Фадль Ибн Сахль с письмом, в котором назвал его лучшим в Хорасане врачевателем и ученым. Это сразу заметно, стоит только взглянуть на его лицо.

— А почему он не живет у нас? Мой отец ему не разрешает?

— Нет, причина в другом. В первый же свой приход он договорился с нашим господином, что не будет жить во дворце по каким-то особым причинам, и эмир согласился.

— Но где же он живет? — заинтересовалась Зейнаб.