Аль Капоне: Порядок вне закона

Разговор продолжался в том же духе довольно долго, до заката солнца.

«“Издатель-мошенник и банкир побуждали обанкротившихся вкладчиков, которым платили тридцать центов с доллара, положить их деньги в банк другого их друга. Многие так и сделали, а два месяца спустя банк тоже рухнул, как карточный домик. И что, эти банкиры сели в тюрьму? Нет, сэр. Они — одни из самых почтенных граждан во Флориде. Они так же дурны, как мошенники-политики! Мне ли их не знать? Я довольно долго кормил их и одевал”...»

От обсуждения банковских махинаций Капоне перешёл к социальным вопросам и внешней политике: «Когда “сухой закон” отменят, меньше будет желание контролировать рождаемость. Без контроля над рождаемостью Америка может стать такой же крепкой, как Италия. С американским Муссолини она бы завоевала мир». В отношении себя самого он был полон уверенности: «У нас котелок варит. Нам нравится, когда нам всё сходит с рук. И если мы не сможем зарабатывать на жизнь каким-нибудь честным ремеслом, мы всё равно заработаем на неё».

Капоне простился с Вандербильтом, выразив уверенность, что они оба патриоты.

Других журналистов, встречавшихся с Капоне, главным образом интересовало, не страшно ли ему. «Если бы я сказал вам, что не волнуюсь, это было бы неправдой», — признался он «Чикаго геральд энд экзаминер». «А кто бы на моём месте не волновался?» — передавала его слова «Нью-Йорк тайме» 7 октября, на второй день судебного процесса.

Очернительская кампания в прессе, возглавляемая «Чикаго трибюн», принесла свои плоды: когда за несколько дней до суда Капоне появился на футбольном матче студенческих команд Северо-Западного университета и Небраски, его освистали. «Ты здесь не нужен, — писала по этому поводу «Нью-Йорк тайме» 3 октября. — Тебе ничего с рук не сойдёт, а восхищается тобой только горстка идиотов, которые ничего не решают».

Но Капоне не был агнцем, послушно идущим на заклание. Адвокаты адвокатами, а свои меры принять необходимо. Незадолго до первого судебного заседания в «Лексингтон» доставили для беседы некоторых ключевых свидетелей со стороны обвинения. Параллельно поработали и с членами коллегии присяжных: показали кому пряник, а кому и кнут. Наконец, агент Фрэнк Уилсон получил от своего человека в банде Капоне предупреждение, что его замышляют убить вместе с судьёй Джорджем Джонсоном.

Этим своим человеком был 38-летний Майкл Малоун, который представился гангстерам Майком Лепито из Филадельфии. Несмотря на ирландское происхождение, внешне он был типичный «даго», к тому же, родившись и проведя детство в Нью-Джерси, владел бандитским жаргоном, а ещё мог объясняться на идише, итальянском и греческом. Малоуна обеспечили тщательно продуманной легендой и одели по гангстерской моде в магазинах Филадельфии (счета оплатила «Тайная шестёрка»); для пущей достоверности он переписывался с «корешами» из того же города. В Чикаго он пришёл в отель «Лексингтон», завязал знакомство со «стражей», дежурившей в холле, сказал, что он в бегах, за игрой в карты умело выдал несколько скупых подробностей, намекнул, что согласился бы на любую работёнку, лишь бы перекантоваться, и понемногу вошёл в доверие. У него был пронзительный взгляд и особый прищур — как у кота.