К марту 1941 года Аль стал поспокойнее, в голове чаще прояснялось, и поэтому он был, как никогда, полон решимости вернуться в Чикаго. Он выглядел совершенно здоровым и снова набрал 50 фунтов, сброшенные в Алькатрасе. Мэй стала склоняться к мысли, что, пожалуй, Алю действительно пойдёт на пользу пожить немного в Сисеро, где у него много знакомых, а то во Флориде он снова оказался практически в заточении. Доктор Мур, которому уже поднадоело разбирать семейные проблемы Капоне и препираться с Филлипсом о том, кто главнее и кто должен принимать важные решения в отношении пациента, сказал, что если Ральф гарантирует брату защиту от неприятностей, пусть тот едет куда угодно. Тем не менее с окончательным переездом решили подождать, ограничившись месячной поездкой на рыбалку в лесную хижину, которую Ральф выстроил себе в Висконсине.
Это был просторный двухэтажный дом из сосновых брёвен, с чердаком; рядом — гараж на три автомобиля. Он находился в глухом лесу, рядом с озером, добираться туда надо было просёлком, перегороженным посередине забором с воротами, запиравшимися на замок. При доме постоянно находился вооружённый сторож, а по ночам его охраняли люди с собаками. Войдя, гости попадали в коридор; слева находился туалет, прямо — главное помещение: бар с длинной деревянной стойкой, дюжиной табуретов и полками на стене, заставленными бутылками с горячительным. Тут же были столы для покера и для шашек, два игровых автомата, механическое пианино и музыкальный автомат, из которого, когда он работал, летели мыльные пузыри. Здесь устраивали вечеринки с танцами. Наверху была ещё одна большая комната с камином, перед которым на полу лежала шкура белого медведя. За деревянным столом могли разместиться два десятка человек. Ближе к камину были расставлены кожаные кресла и диваны, на стенах развешаны охотничьи трофеи — оленьи головы, чучела рыб, а также ружья и снегоступы. От этой комнаты отходила крытая галерея с видом на озеро Большой Марты. Окна были только в помещениях второго этажа, а на первом — лишь узкие прорези под самым потолком. Капоне уже привыкли к тому, что иметь окна на первом этаже небезопасно. В спальне хозяина стоял шкаф, через который можно было попасть в потайную комнату: при нажатии кнопки задняя стенка шкафа раздвигалась.
Когда Алю сказали, что он поедет на рыбалку, тот обрадовался, как дитя. Несмотря на всё его нетерпение, поездка состоялась только на излёте лета. Ральф повёз его через Чикаго, сделав остановку на Прери-авеню. Добравшись до места, 25 августа Аль написал доктору Филлипсу: «Это ваш друг Аль Капоне пишет вам отсюда письмо». После замысловатых пожеланий здоровья доктору и его семье Аль сообщал, что намерен пробыть в Чикаго до середины октября, «а потом я вернусь туда к вам домой и привезу вам что-нибудь хорошее, что я привезу домой для вас, доктор, пожалуйста, пришлите мне две бутылки тех красных таблеток для кишечника. Пошлите по этому адресу, я по этому адресу буду жить, пока не уеду».
Целый месяц, до середины сентября, Аль ловил рыбу (в озере водились щуки и окуни), питался своим уловом, играл в карты по вечерам, подолгу и крепко спал. На пару дней заехал Сонни — убедиться, что всё в порядке; отец потом долго рассказывал всем и каждому, как здорово они вместе порыбачили. Ральф тогда ещё поддерживал тесные контакты с «организацией»; но никого из её членов на озеро не позвали, чтобы «не будить спящую собаку», хотя им, вероятно, было очень любопытно взглянуть на бывшего босса. На обратном пути сделали крюк, заехав в Балтимор.
Надо сказать, что в отсутствие Аля доктор Филлипс лечил Мэй, обнаружив у неё рецидив сифилиса; доктор Мур считал, что её следует поместить в больницу в Балтиморе для полного обследования — в Майами это вызвало бы пересуды. Мэй наотрез отказалась ложиться в больницу где бы то ни было: теперь всё плохое позади, причин для беспокойства нет. Мур предложил ей компромиссный вариант: постельный режим в течение двух суток в гостиничном номере, в присутствии сиделки и медсестры.