Алая буква

– Историю, детка? – удивилась Эстер. – Какую историю?

– О-о, историю про Черного Человека, – сказала Перл. Она теребила платье Эстер и заглядывала ей в глаза серьезно, но как бы с лукавинкой. – Расскажи, как он бродит по этому лесу с книгой – толстой, тяжелой книгой с металлическими застежками, расскажи, как этот безобразный Черный Человек тычет эту книгу вместе со стальным пером каждому, кого встретит здесь в чаще, и заставляет каждого расписаться в этой книге кровью! А потом он помечает своим знаком грудь такого человека. Тебе тоже встретился Черный Человек, да, мама?

– Кто рассказал тебе эту историю? – спросила мать, узнав в сказанном распространенное в то время суеверие. – Откуда ты ее знаешь?

– От старой дамы, что сидела у камина в том доме, где ты в прошлый раз дежурила возле больного, – отвечала девочка. – Она думала, что я сплю и не слышу, что она говорит. А она рассказывала, что Черного Человека встречали здесь тысячи людей и что все они расписались в его книге и были помечены его знаком. И что злобная матушка Хиббинс тоже с ним встречалась. И, знаешь, мамочка, та дама говорила, что алая буква на твоей груди – это тоже его знак и что буква твоя пылает, когда ты встречаешься с ним в полночь в этом лесу. Это правда, мама? Ты ходишь по ночам с ним встречаться?

– Разве бывало когда-нибудь, чтобы ты проснулась, а меня нет? – спросила Эстер.

– Не помню. Но, мамочка, если ты боишься оставлять меня одну дома, бери меня с собой. Я была бы рада! Скажи же мне, наконец, правду! Есть такой Черный Человек? Виделась ты с ним? А буква эта – от него или нет?

– А оставишь меня в покое, если скажу? – спросила мать.

– Да, если скажешь всю правду, – отвечала Перл.

– Один раз в жизни я действительно встретилась с Черным Человеком, – сказала мать. – И он пометил меня этой буквой.

Так беседуя, они зашли в лесную чащу, где их уже не мог увидеть никто из тех, кому случилось проходить мимо по лесной просеке. Они присели на густо поросший мхом бугор, некогда бывший гигантской сосной, ствол и корни которой таились в темных лесных дебрях, а верхушка достигала светлого неба. Они сидели в небольшой ложбине, оба склона которой были усеяны палой листвой, а посередине протекал ручей, чье дно тоже устилали мокрые листья. Деревья склонялись над ручьем, и время от времени падавшие в ручей большие сучья преграждали ему путь; тогда вода закручивалась в водовороты и образовывала темные заводи; там же, где бежать ручью было вольготно, сквозь светлую воду просвечивали камушки на дне и искрящийся песок. Прослеживая глазами путь бегущей воды, они видели, что вблизи вода отражает солнечный свет, но чуть подальше ручей ныряет под сень деревьев и теряется в хитросплетении стволов и густого подлеска, где путь ему то и дело преграждают большие поросшие серым лишайником камни. Казалось, что все эти гигантские деревья и гранитные валуны сговорились спрятать маленький ручей, чтобы никто не мог проследить его путь, а болтливое непрестанное журчание ручья не могло бы выдать сокровенных тайн леса или отразить их на зеркальной глади лесного озерца. Ручей все не умолкал, все журчал, все продолжал свою тихую, умиротворяющую, но невеселую песенку, так похожую на грустный голосок одинокого малыша, чье детство лишено игр и забав с товарищами и он не знает, что такое веселье, живя среди угрюмых взрослых с их печальными заботами.

– Ручеек! Глупый надоедливый ручеек! – воскликнула Перл, немного послушав журчанье ручья. – Почему ты такой грустный? Будь веселее! Перестань вздыхать и хныкать!

Но ручей, вынужденный стремить свой бег сквозь лесную чащобу, знал лишь трудности и тяжкие испытания и рассказывать, и петь мог только о них и ни о чем другом. Перл и сама была подобна этому ручью, ведь жизнь ее, проистекая из источника не менее таинственного, тоже была омрачена угрюмой тенью страдания. Но в отличие от ручейка девочка ухитрялась танцевать, искриться и болтать, беззаботно и весело.

– Что говорит этот ручеек, мама? – спросила она.

– Если на душе твоей печаль, ручеек может рассказать о ней, – отвечала мать, – как говорит он мне о моей печали! Но довольно, Перл, я слышу, как кто-то идет по просеке и раздвигает ветки. Тебе лучше пойти поиграть, чтоб я могла поговорить с этим человеком.

– Это Черный Человек, да? – спросила Перл.

– Иди, иди, играй! – повторила мать. – Только не уходи далеко. И возвращайся, как только позову.

– Хорошо, мама, – согласилась Перл. – Но если это окажется Черный Человек, можно, я только посмотрю на него и его книгу под мышкой?

– Иди, глупая ты девчонка! – нетерпеливо воскликнула мать. – Никакой это не Черный Человек! Ты сама теперь можешь в этом убедиться. Вот он, за деревьями. Это священник.

– Да, это он! – сказала девочка. – И руку к груди прижимает! Это он потому так делает, что расписался в книге, да? И Черный Человек пометил его своим знаком? Но почему священник тогда не носит этот знак на груди, как ты, мама?