Алая буква (сборник)

Согласно новой версии, судья Пинчеон, столь безупречный во времена нашей истории, в юности отличался неисправимым разгильдяйством. Грубая природа, животные инстинкты, как часто это бывает, опередили в развитии все интеллектуальные качества и силу характера, которыми он так отличался впоследствии. Он показал себя как дикий, распутный, пристрастившийся к низким удовольствиям, едва ли не законченный хулиган, безрассудный транжира, у которого не было иных источников средств, кроме щедрости дядюшки. Его поведение привело в итоге к тому, что привязанность старого холостяка, когда-то столь сильная, охладела. Затем утверждалось – однако, насколько подобное свидетельство отвечает требованиям суда, мы не беремся судить и расследовать, – что в одну из ночей сам дьявол подбил юношу обыскать комнаты своего дяди, к которым он мог подобраться, не вызывав ничьих подозрений. Во время этого преступного занятия его вспугнула открывшаяся дверь спальни. За ней стоял старый Джеффри Пинчеон в своей пижаме! Изумление от такого открытия, возбуждение, испуг и ужас привели к удару – болезни, к которой старый холостяк имел наследственную предрасположенность; он словно подавился своей кровью и рухнул на пол, ударившись виском об угол стола. Что было делать? Старик наверняка был мертв! Помощь подоспела бы слишком поздно! Какое несчастье, что смерть пришла слишком рано, но ведь вернувшееся к старику сознание могло принести с собой воспоминания об унизительном ограблении, за которым он застал своего собственного племянника!

Однако сознание к старику не вернулось. С хладнокровной жесткостью, которая всегда была ему свойственна, молодой человек продолжил свой обыск, нашел завещание, написанное совсем недавно в пользу Клиффорда, и уничтожил его, а затем отыскал более старое, в свою пользу, которое пожелал сохранить. Однако перед уходом Джеффри напомнил себе о разоренных им ящиках, которые свидетельствовали о том, что некто являлся сюда с явно недобрыми целями. Подозрение, если не принять меры, могло бы пасть на истинного виновника. Само присутствие мертвеца подсказало ему план, который помог бы избавиться от соперника, Клиффорда, к характеру которого он питал одновременно презрение и отвращение. Впрочем, столь же вероятно, что в тот момент он не ставил перед собой цели обвинить Клиффорда в убийстве. Зная, что смерть дяди была не насильственной, он мог просто не подумать, в спешке и возбуждении, что возможно провести подобную связь. Однако, когда следствие началось и события приняли самый мрачный из оборотов, ничего изменить уже было нельзя. Все улики он организовал так тщательно, что во время суда над Клиффордом ему не пришлось лжесвидетельствовать, разве что избегать признания, в том, что сам он сделал и чему был свидетелем.

Такова была тайна преступной натуры судьи Пинчеона, который поистине стал черным проклятием Клиффорда, в то время как внешние показные его добрые дела едва ли могли искупить столь огромный грех. Однако такую вину человек выдающейся респектабельности способен легко позабыть. Она поблекла в его памяти, или же он перестал считать ее чем-то серьезным, когда многие годы спустя оглядывался на свою биографию. Он отмахнулся от этой вины, как от забытых и давно прощенных слабостей своей юности, и редко о ней вспоминал.

Оставим судью в его вечном покое. Его нельзя было считать удачливым в час его смерти. Сам того не зная, он оказался бездетным человеком в то самое время, когда стремился добавить новые богатства к наследию своего сына. Не прошло и недели после его кончины, как один из пароходов Кунарда привез известие о том, что сын судьи Пинчеона скончался от холеры незадолго до возвращения в родные места. Это несчастье сделало Клиффорда богачом, равно как и Хепизбу, и деревенскую девушку, а также, благодаря ей, одного заклятого врага богатства и консерватизма – реформатора Холгрейва!