Алая дорога

Елена Аркадьевна знала своих детей и внуков лучше, чем они могли подумать, поэтому улыбнулась и с нежностью посмотрела на девушку. Та напоминала её саму в молодости. Сейчас, пытаясь выдержать экзамены в университет, Ольга жила с бабушкой, чтобы быть ближе к центру Ганновера. Её брат Алексей тоже частенько проводил время у Елены Аркадьевны, хоть и мнил, что его никто не способен понять.

– Это только с высоты лет кажется, что в молодости была прекрасная жизнь, а время всё беспощадно смело. Но это не совсем так, да иначе и не бывает. Жизнь прожить – не поле перейти, знаешь ли… – Елена всегда разговаривала со своими внуками на русском языке, вставляя в речь пословицы и поговорки. – В тот год, тысяча девятьсот одиннадцатый, кажется (это ведь было так давно, точно и не скажешь), я жила, как и ты сейчас, свою восемнадцатую весну…

Ольга благодарно устроила щёки на подушке и неотрывно смотрела в пронзительные выцветшие глаза бабушки, как будто боясь упустить что-то из её рассказа.

После нескольких часов воспоминаний, прерванных некстати вскочившим солнцем, Ольга, утирая чистые глаза, посмотрела на обожаемую бабушку в несколько ином свете. Отношение как к святыне, видевшей на своём веку великие события, несомненно, укрепилось в ней. Раньше Ольга имела смутное представление о жизни бабушки в России, и довольствовалась клочками отдельных моментов. Ни о каком осуждении с её стороны и речи быть не могло, ведь бабушка была почти идолом, на который нужно равняться.

Елена Аркадьевна, вздохнув, подытожила:

– Бог знает, для чего я рассказываю это тебе… Не только чтобы предостеречь от моих ошибок. Наверное, просто снять груз стольких лет. Страшно держать это в себе, хотеть открыться людям, которые значат для меня все, и трусить… И, знаешь еще, это у меня с юности – какое – то предубеждение, что меня не поймут или поймут не так…

Оля понимающе погладила бабушку по кончикам шершавых пальцев.

– Что было самым сложным, бабушка? Видеть, как рушится твой мир, умирают люди? Или жить на чужбине, вспоминая расцвет жизни?

– Самым страшным было жить с этим грузом, – тихо ответила Елена, и Ольга поникла. – Мир изменился до неузнаваемости, дорогая, – продолжала она бодрым, но не звонким голосом, – но человеческие чувства, стремления, потребности всегда одни и те же. Порядочность, доброта, честность, совесть, способность любить всегда остаются несмотря ни на что, всегда будут недооценены при жизни людей, их имевших, и возносимы потом. Что бы ни происходило с миром, люди останутся такими, как были. На то мы и люди. Характеры не умирают, не может измениться суть. Так что не грусти, малышка.

Поджав рот в знакомом Ольге движении, Елена продолжала:

– Так всегда было и будет. Мир не изменить никакими идеями, как бы мы не пытались. Для этого нужны века, поколения… нужда в этом, понимаешь? При этом изменится только часть жизни, кусок. Основа всё та же. Мировое господство невозможно, это лишний раз подтвердил сорок пятый год. Сейчас я вспоминаю, как страшно мне было, когда твои дед и отец уходили воевать… когда Павла ранило… Я тогда думала то же, что во время Первой мировой – зачем всё это? И сколько ещё крови прольётся, прежде чем люди научатся не поддаваться лозунгам и политике мерзавцев, жаждущих чего угодно, только не благополучия своих подданных. Сколько бы идей не выдвигалось человечеством, все они лишь попытка дойти до чего-то и ложны – до причины, до сути дойти невозможно. Лучше жить с тем, что проверено веками. Хотя и здесь нас ждёт подвох – новое тоже необходимо, но оно должно идти постепенно. Как жили бы мы сейчас без телевидения, освоения космоса? Ведь ты наверняка не хочешь вернуться во времена, когда автомобили были дефицитом. Мне до сих пор сложно противопоставлять прошлое и настоящее – это разные жизни, да и люди во мне разные…

– Конечно! – с воодушевлением подхватила Ольга, расширяя глаза. – Это было кошмарное время! Как ты вообще могла жить в нём?

– Оля, – устало улыбнулась Елена Аркадьевна. – Не суди так однобоко. Категоричность – признак узости мышления. Ты ведь не знаешь всего, атмосферы того времени.

– Прости, бабушка. Я вовсе не думаю, что ты жила в плохое время. Я просто имела в виду отсутствие водопровода и прочее… Знаешь ведь, иногда ляпнешь то, что совсем не думала…

– Водопровода и электричества не было только у крестьян, да и не только до революции, но и долго после. Я тоже не думаю, что жила в неподходящее время. Раз мы родились в то время, и выжить смогли. Человек ко всему может приспособиться. Жизнь не может быть плохой, если человек сам не сделает её таковой. В молодости я чуть не загубила себя на корню, потом в восемнадцатом пришлось худо… Но всё это мелочи, когда я вижу вас с Лёшей… За всю жизнь я не узнала ничего, чего не знала бы в двадцать лет.