Алая дорога

Мальчик с грязными щеками заплакал.

– Но я хочу, я хочу, мама!

Женщина в потрёпанной одежде остановилась, и с нескрываемой злобой ударила сына по щеке.

Мальчик завыл. Женщина прокричала, обращаясь к чёрно-синему небу:

– Господи, хоть бы ты прибрал меня! Нет мочи больше мучиться!

– Любезная, что это вы мальчика бьёте? С детьми нельзя обращаться таким образом, – высокомерно вмешался Александр. Елена ещё не выплыла из тумана, но что-то сжалось в ней.

Женщина вскинула на них исступлённое лицо. Когда-то красивое, оно ссохлось и хранило выражение угнетённого бедностью духа.

– А вы, – она пальцем показала на Александра, – проклятые бездельники, какое право имеете мне указывать, что делать?! Ненавижу вас, всех ненавижу! Да одна твоя шляпа моего сына бы месяц кормила! – сорвалась она на сип и закашлялась, пальцем с оборванным ногтем показывая на Елену.

Елена молча протянула ей свою баснословно дорогую шляпку. К таким вещам она не испытывала священного трепета и приобретала их, скорее, чтобы контраст с внутренним и внешним становился гротескным. Это было своего рода издевательство над собой. Женщина, словно не понимая, что значит этот жест, стояла, как вкопанная, но дрожь в её теле унялась.

– Возьмите, купите мальчику фонарики.

Женщина опасливо протянула руку, всё ещё не веря и боясь спугнуть удачу. Лицо её просветлело.

– С-спасибо, барышня. Не забуду, да хранит вас бог.

И женщина, доведённая до последней степени нищеты и отчаяния, в приступе ярости лупящая собственного ребёнка, сбито зашагала прочь, вцепившись в шляпку как в кусок спасительного золота. Вслед за ней семенил худенький мальчик.

– Боже, как же можно… Как же так… – только и могла сказать Елена. – Они ведь люди живые, такие же, как мы… Почему?

Александр вздохнул.

– Ты не переживай так. Всё делается по воле господа, значит, они и должны так жить.

Елена посмотрела на него с неприязнью, но промолчала.

С того дня она больше не верила разговорам отца, называющего революционеров «порождением дьявола», во всём полагаясь только на собственную интуицию. Поняв, наконец, за что борются те, кто идёт против царя, она больше не осуждала их, не боялась. Она только отошла в сторону. У каждого своя правда, своё горе.

***

– Если вы думаете, что ваш муж любит вас, а вы сможете ответить ему тем же, вы глубоко заблуждаетесь, моя маленькая прелестница. Так не бывает. Брак и любовь не тождественны. Именно для того, чтобы избежать таких вредных мыслей, я не советую юным сердцам читать книги.

Эти слова с милой ухмылкой и хищным отражением в умилённых глазах произнёс один из друзей Аркадия Петровича Дмитрий Денисович. Тот самый, за которого чаял отдать дочь Аркадий и который скрылся сразу же, как запахло ответственностью. Теперь он реабилитировался и даже стал воздыхателем новоявленной госпожи Жаловой. Он представлялся импозантным аккуратным мужчиной лет тридцати пяти, безупречным монархистом, позволяющим власти немного ослабить тиски и ввести несколько реформ, не более.

От неожиданности Елена чуть приоткрыла рот и осталась стоять со схваченными нотными листами, которые намеревалась отнести Клавдии. С нарастающим пульсом чувствуя, как в ней поднимается, рассыпаясь по сознанию, глухая злоба и стыд за то, что она вообще вляпалась в такое, Елена положила ладонь на грудь. Быстро поняв, что этим жестом она только показала собеседнику своё замешательство, Елена постаралась успокоиться и выглядеть значительно, осаживая Дмитрия. Как он мог сказать такое?! Впервые оказавшись в ситуации, где над ней откровенно смеются и делают непристойные намёки, она растерялась настолько, что чуть не начала покусывать губы. «А ведь он прав», – рассудила она, мучительно выдумывая достаточно весомый ответ. Она не помнила, размышляла она над этим вопросом раньше, но ей показалось, что именно так, как он сказал, всё и есть. От этого стало вдвойне обидно. «И этого подлеца я привечала!» – воскликнула она про себя.

До поры ей не трудно было хранить верность Александру – если и были достойные кандидаты на пост ничем не связывающегося любовника, Елена останавливала всех льдистостью и безразличием. Кровь в ней не бродила, как у некоторых страстных женщин, которых она никогда не осуждала, но понять не могла. Она казалась невозмутимой и даже скучной, а общество предпочитало мимолётные ничего не значащие связи, не требующие усилий. Ей же нужно было что-то более глубокое и чувственное.

– Что же вы молчите, прекрасная Елена? Соглашаетесь со мной, но не хотите быстро сдаваться?

Елена, конечно, привыкла ждать от мужчин инициативы в любовных, да и во всех других сферах, но такое было чересчур! Пока Дмитрий целовал ей руки и преподносил билеты в оперу, никакого неудобства она не испытывала.

– Вы только повторяете чужие изречения. Какое вы имеете право рассуждать обо мне и моей жизни? И тем более говорить об этом?

– Ах, это для вас запретная тема. Прошу извинить меня. Но, полагаю, она не так противна, как вы хотите изобразить.

– Я ничего не хочу изобразить!

– Но, согласитесь ведь, я прав.

– Меньше всего терплю людей, мнящих себя пророками и мудрецами.