Алая дорога

Минуло четыре года с тех пор, когда они виделись в последний раз. Алексей едва изменился – немного похудел, стал ещё более жестким. Иногда, хоть он и находился среди людей, которых любил и уважал (за исключением, может быть, Елены), в его взгляде проскальзывала отстранённость от происходящего и едва уловимая горечь. След не праздно проведённых годов врезался в его кожу, и любой проницательный человек прочитал бы на ней летопись борца. То, за что он боролся, уже давно не вселяло в Елену вечный господский страх и ненависть.

Глава 6

Как не пыталась Елена забыться и зажить непринуждённо, как мечтала, что-то неизменно влекло её в тёплый дом Астафиных. Она ненавидела себя за то, что приезжает к ним и иногда застает Алексея одного, но побороть искушение не могла. Часто она спрашивала себя: «Зачем?», но ответить не могла. Пусть не будет между ними взаимности и уважения, ей он необходим, как воздух, как тихие летние сумерки с переливчатым закатом. Она не знала, что будет дальше и не предпринимала никаких попыток, но грезила.

Один раз они все вместе гуляли по влажному степановскому лесу. Впереди бежали Машенька и Павлуша, заливистыми воробушками смеясь и дразня родителей. Те со спокойной нежностью смотрели на детей, а в гордых улыбках мелькала тайная надежда, что те не совершат их ошибок, обязательно станут счастливыми и найдут своё место в мире.

Пётр как-то сказал Елене, что завидует Алексею из-за того, что тот точно знает, чего хочет, идёт до конца, и, если и сомневается в сделанном выборе, то не бросает всё при первой же трудности. Теперь Алексей имел право непривычно мягко упрекать друга в том, что тот бездеятельно сидит в деревне. Пётр действительно начал лениться, иногда у него даже вспыхивали конфликты с женой. Ольга не могла принять то, что выходила замуж за деятельного человека и умницу, а теперь вынуждена была смотреть, как он становится безразличен ко всему, чаще произносит заезженные фразы и дольше спит. То, что Елена когда-то мнила политическим кружком, сгнило само по себе, не распадаясь. Его участников разбросало по жизни, а они, видимо, даже не переживали из-за этого.

Пётр воспитывался в пропитанной условностями дворянской среде, создающей неестественный барьер не только между чужими, но и зачастую родными людьми. «Чем легче тебе с другими, тем легче с собой», – говаривал его отец, безобидный почитатель домашней выпечки и клубничного варенья. Пётр рос обожаемым матерью ребёнком, поэтому с детства, видя только добро и справедливость, проявлял исключительную покладистость и доброту. Он любил других, причём совершенно искренне и обиделся бы, если бы ему доказывали обратное, но всё-таки не любил их самозабвенно, как умела Ольга. В душе он всегда оставался любимым малышом и не вышел из своего бессознательного детского эгоизма, которого эгоизмом-то назвать было преступлением. Он не умел навязываться людям и угадывать, что они думают и хотят, никак не выказывая своего желания; а другие, безупречно воспитанные, не могли просить его о каких-то милых мелочах, что он с радостью исполнил бы.

Елена обладала удивительной способностью запоминать такие важные детали, лучше всего характеризующие дорогих ей людей. Теперь она сочувствовала всем им.

Неожиданно, как и любой важный разговор, непонятно вытекающий из множества тем и полутонов озвученных ранее идей, вспыхнула беседа.

– А что, сильно Петербург волновался в феврале? – спросил Алексей. – Мне рассказывали, на улицах демонстрации были, многие радовались и поздравляли друг друга.

– Мы почти всё время после свадьбы здесь провели, и революцию тоже, Лёша, знаешь ведь. А вот Елена была в столице, видела всё.

– Да, была, – неуверенно начала Елена. – Город ликовал. Были, конечно, и те, кто противился. Царь отрёкся и почти сразу с семьёй уехал от греха подальше. Мы и не заметили, так быстро все свершилось.

– Слишком долго ждали. Так долго, что уже не верилось, – сказал Пётр.

– А как закоренелые аристократы себя повели?

– Мой отец ругался на чём свет стоит, не мог поверить, что теперь имеет столько же прав, что и его бывшие крестьяне, – Елена улыбнулась, а с ней вместе и все. Улыбка получилась смутная, едва ли не трагичная.

– Да, не просто свыкнуться с мыслью, что ты теперь не крепостник. – Алексей слегка растягивал слова, блаженно отдаваясь солнцу.

– Лёша, крепостное право отменили, – осторожно сказал Пётр, понимая, что за этими словами последуют пламенные разоблачения. Но подавить искушение поправить кого-то он не мог.

– Петя, ты как ребёнок! Я подозреваю, через пару лет Машенька будет больше смыслить в политике, чем ты. Сам знаешь, что отмена права никаких привилегий крестьянству не дала, пахали они так же и ненавидели своих помещиков.