Алая дорога

Елена вспомнила затравленное лицо той женщины на поле. Что с ней теперь? Уйдет она с семьёй из Степаново? Жив ли её муж? Елена, пытаясь вникнуть в управление имением, немного увеличила крестьянам заработок, но Пронька написал Аркадию Петровичу выразительное письмо, и все её благие намерения пресеклись на начале. Ведь хозяином имения по-прежнему оставался Аркадий, хоть и не собирался жить там. Удивительным было то, что он вообще не выгнал дочь, поругавшись с ней. Сейчас он не думал о Елене, колеся по Европе и догоняя очередную охотницу за его состоянием. Эта женщина мучила его своим несносным поведением, но отказываться от неё он не намеревался.

После рождения сына Елена приобрела привычку обходить свои владения и справляться о том, как живут крестьяне. Она надеялась, что это поможет хоть кому-нибудь. Ранее крестьянский вопрос для неё вовсе не существовал, а, если и существовал, воспринимался, как должное. Однажды она увидела на дворе красивого бойкого мальчика и захотела сделать ему что-то хорошее.

– Как тебе живётся? – спросила она, наклоняясь к нему.

– Голодно, матушка, – просипел мальчик в ответ, утирая нос грязной ладонью.

Елена помрачнела, погладила мальчика по головке и наградила монетой.

– Нельзя ли сделать что-то для людей? – в тот же вечер обратилась она к управляющему.

– Предоставьте это мне, – отгрызнулся Пронька, презрительно глядя на «хозяйскую дочку».

После этого они относились друг другу враждебно, а Пронька написал Аркадию Петровичу то обстоятельное письмо. В ответе чётко было указано не слушать Елену и не давать ей никаких прав.

– Но теперь – то всё, наконец, изменится? – с надеждой спросила Елена, словно Алексей знал ответы на все вопросы.

Тот впервые задержал взгляд на её лице. В нём, непривычно загоревшем, появилось что-то простовато – крестьянское, как у долго работающих на поле людей. Это было ему близко и понятно, как будто она, забыв напудриться, помогла ему стереть дворянскую истому. В его непримиримых чертах что-то смягчилось.

– Посмотрим, Елена Аркадьевна, – уклончиво ответил он.

– Нет, ты лукавишь, Алёша! – воскликнула Ольга. – Расскажи нам всё, что думаешь, как раньше, прошу!

– Хорошо, только не вскрикивайте, как кисейные барышни. Уж в вас-то этого не капли, чем вы и хороши, – (Елена вздрогнула). – Пока Россия не расчистит трон от всей той нечисти, которая вьётся и сейчас вокруг него, ничто ни на йоту не продвинется.

Никто не вскрикнул и не возмутился. Все уже привыкли к безапелляционной манере Алексея Нестерова высказывать своё мнение.

– То есть насилие? – Пётр, как ни пытался, не смог сдержать досады.

– Да, мой милый. Насилию – насилие, иначе мы как после татарского ига оказались в пыльной пустыне, так в ней до скончания века и застрянем. Давно уже пора было революцию поднять. Да не добились ничего декабристы, в последний момент царька испугались. И чего пугаться – то? Если знали, что на смерть идут, смелее бы были!

– Легко так говорить, когда не стоишь перед Зимним дворцом с полком солдат за плечами и не ждёшь, когда тебя бросят в Петропавловскую. – Эти слова Елена сказала без злобы, так что Алексей не обиделся.

– Да, говорить всегда легко, но я не к этому. Я про то, что мы не должны повторять их ошибок, не должны просить царя о реформах, у нас это, как знаете, не проходит даром, хотя бы Кровавое воскресенье вспомните, а те люди даже не вооружены были. Так что единственный способ изменить что-то – не болтать за полированными столами, а отрезать гниющий орган. Не молиться и со страхом ждать расправы, а проявить мужество.

Елена слушала внимательно и не находила, как ни старалась, возражений. В сущности, она полностью поддерживала его точку зрения, а оспорить её хотела лишь из скребущего чувства противоречия.

– То есть вам мало того, что все уравнялись в правах, монархия больше не будет абсолютной или вообще не будет, если только не решат ее возродить… – неуверенно произнесла она, стараясь не смотреть ни на кого. – Вам нужно полностью смести старое, как Базарову…

– Да, нужно, вы совершенно правы.

– Но Базаров плохо кончил, – посмеиваясь, вмешалась Ольга.

– Алексей вновь сел на своего любимого коня. Мне кажется, он никогда не угомонится, – заметил Пётр, зевая.

– И не заботиться о том, кто построит новую жизнь? Как её построит? Ведь и в старом мире много прекрасного, хоть он и отжил своё, – не унималась Елена, остановившись для удобства.

– Сметём старое, новое само вырастет. Главное – сдвинуть дело с мёртвой точки.

– Но оно уже сдвинулось… – сказал Пётр.

– Я вам говорю, – Алексей начинал терять терпение, поскольку видел в друге неискоренимое занудство, – России этого мало, она всегда жила своей необъяснимой жизнью! Пока высший класс созерцает дягилевские балеты и кричит: «Браво!», народ умирает в нищете. Мы – страна парадоксов, слишком глубоких парадоксов… а ваше временное, на которое вы столько надежд возлагаете, тоже, если хотите, не выбрано демократически, так чего удивляться, что его никто не уважает?