Алая карта

Жонкьер ничего не сказал в ответ, чем немало меня удивил: не в его правилах было оставлять последнее слово за Вильбером. Внезапно гул голосов затих – так в театре умолкают зрители, когда начинает подниматься занавес. На короткое мгновение любопытство взяло верх над воспитанностью. К нашему столу направлялись мадемуазель де Сен-Мемен и мадам Рувр. Короткие представления. Улыбки. И все вернулось в привычную колею. Мадам Рувр принесла извинения. Она меньше всего хотела оказаться незваной гостьей за столом. Ее муж слишком устал, чтобы спуститься к ужину. Он никогда не ужинает.

– А с чем, позвольте спросить, связано недомогание вашего мужа? – поинтересовался знаток всех и всяческих болезней Вильбер.

– У моего супруга артроз тазобедренного сустава, ему трудно ходить.

– Да, этот недуг причиняет людям сильные страдания, – важно кивнул Вильбер. – Помогает только стапороз и витамин В.

Все время, что длилась эта «медицинская» беседа, я исподтишка наблюдал за своей соседкой, но возраста ее определить не сумел. Она была безупречно накрашена, идеально причесана, и мне вдруг пришло в голову, что лицо этой женщины подобно драгоценному украшению, которое надевают только вечером, по особым случаям. Белокурые волосы в красивой укладке выглядели идеально естественными. Улыбкой она чуть-чуть напоминала Арлетт, и мне вдруг стал неприятен вид собственной руки, усеянной старческими пятнами. Ладонь у нее была очень изящная, на безымянном пальце сверкал бриллиант.

Мне показалось, что Жонкьер чувствует себя в той же степени неловко, что и я. Он время от времени кивал, демонстрируя интерес к разговору, но слов никаких не произносил. Вильбер же, обычно такой сдержанно-молчаливый, был речист, жизнерадостен и даже игрив, хотя, недослышав, то и дело отвечал невпопад. По правде говоря, именно Вильбер спас «честь» нашего стола. Мы с Жонкьером являли собой жалкое зрелище: он никак не мог справиться с обидой на мадемуазель де Сен-Мемен, а я…

Я и сам не знаю, почему был в таком дурном настроении. Присутствие рядом женщины раздражало меня. Я чувствовал себя похожим на зверя, которого охотники тащат из норы на свет, чтобы убить. Вильбер нахваливал достоинства нашего дома, как если бы сам его создал и владел им. Прогулки… море в двух шагах… горы в часе езды… изумительный климат… Старый болван напоминал гида, шпарящего текст экскурсии по рекламному буклету.

Она слушала – очень доброжелательно. Поведение Жонкьера заинтриговало меня. Сначала я решил, что столь враждебная реакция типична для холостяка, чей покой неожиданно нарушили внешние раздражители, но теперь был уже не так в этом уверен. Я видел, как он напряжен, и вдруг подумал, что они с мадам Рувр знакомы. Эта мысль не оставляла меня, и я попытался собрать воедино смутные и, в конечном итоге, ни на чем не основанные впечатления. Мадам Рувр решила не ждать десерта и поблагодарила нас за любезный прием.

– Это сущие пустяки, – живо откликнулся Вильбер. – Надеюсь, вы окажете нам честь и отныне будете считать этот стол своим.

По взгляду Жонкьера я понял, что он готов придушить Вильбера.

– Ничего не обещаю, – ответила она. – Я пока не знаю, как будет организована наша жизнь.

Улыбки, учтивые кивки. Дама удалилась. Я ожидал, что Жонкьер спустит на Вильбера всех собак, но ошибся: он ушел, не проронив ни слова. Я последовал его примеру, оставив бедолагу колдовать над его «аптекой». Нет ничего удивительного в том, что люди одного социального статуса, да еще и имеющие порой общие интересы, могут однажды встретиться в доме престарелых на Лазурном Берегу. Репутация у «Гибискуса» великолепная. Наш дом – это «Негреско»[12] для пенсионеров. Значит, Рувры и Жонкьер вполне могли где-то встречаться. Впрочем, что мне до них?!

А вот что! Поразмыслив, я понял, почему с того самого ужина меня снедает нетерпение. Эта милая дама меня отвлекает. Я был настроен на трудную задачу, собран, как атлет перед решающим рывком, а теперь мое внимание рассеивается. Все происходит так, будто я позволил вовлечь себя в скрытничанье, интриги и злословие, правящие бал в пансионе. И тому есть доказательство: я решил расспросить Клеманс. Обычно она первой начинает разговор, пока готовит шприц для укола, на сей раз я сам навел ее на тему Рувров.

– Бедняга, – вздыхает Клеманс. – У него частичный правосторонний паралич. Ходить он может, только опираясь на две трости. Видели бы вы этот ужас! Но с головой у него все в порядке. А какое достоинство! Даже в пижаме выглядит как председатель суда. Не удивлюсь, если он недолго протянет. Ему семьдесят шесть, а выглядит лет на десять старше.

– А она? Ей сколько лет?

– Шестьдесят два. Никогда не скажешь, верно? Я так поняла, что раньше она много занималась спортом. У нас еще не было возможности поболтать наедине. Сами знаете, я прихожу, делаю укол, меряю давление. Они только что приехали, но я уже поняла, что муженек вряд ли когда-нибудь оттает. Она – другое дело. У этой женщины нелегкая жизнь.

– С чего вы взяли?