Мы стоим и смотрим молча. Тем временем Речная Аллея исчезает у нас за спиной, и берега вновь покрываются лесом. Деревья в нем странные, очень высокие, с черной корой и темно-красными листьями. Стоит мертвая тишина, какой никогда не бывает в лесу. Ее не нарушает даже пение птиц. Небо над нами темнеет, но не оттого, что смеркается. Черные тучи нависают над деревьями, как плотное покрывало.
– А это что? – даже мой голос звучит приглушенно, и я вдруг радуюсь, что палуба закрыта стеклом. К моему удивлению, оказывается, что прочие ушли, оставив нас одних наблюдать за тем, как сгущается мрак.
Мэйвен смотрит на лес, и на его лице я читаю отвращение.
– Заградительные деревья. Они не позволяют загрязнению распространиться дальше. Много лет назад их создали зеленые из Дома Велле.
Мелкие коричневые волны пенятся у бортов, оставляя на сверкающем стальном корпусе лодки грязный осадок. Мир приобретает странный окрас, как будто я смотрю сквозь пыльное стекло. Низко клубящиеся тучи – это вовсе не тучи, а дым из тысяч труб, заволакивающий небо. Ни деревьев, ни травы. Мир пепла и разложения.
– Серый город, – бормочет Мэйвен.
Повсюду, сколько хватает глаз, тянутся фабрики – грязные, огромные, гудящие электричеством. Оно чуть не валит меня с ног. Мое сердце пытается угнаться за этим сверхъестественным ритмом; мне приходится сесть. Я чувствую, как бешено несется кровь.
Я думала, что мой мир искажен, а жизнь полна несправедливости. Но я даже вообразить не могла нечто подобное Серому городу.
Во мраке сияют электростанции, рассылая по проволокам, похожим на паутину, синие и зеленые нити энергии. Катят доверху нагруженные транспорты, перевозя товары с одной фабрики на другую. Они сигналят друг другу в шумном хаосе перепутанных улиц и движутся, напоминая густую черную кровь в серых венах. Маленькие домики окружают каждую фабрику ровным квадратом, лепясь друг на друга. Они разделены узкими переулками. Это трущобы.
Я сомневаюсь, что рабочие под этим дымным небом хоть когда-нибудь видят солнечный свет. Они перемещаются исключительно между фабрикой и домом, вываливаясь на улицу после конца смены. Нет ни охранников, ни свистящих кнутов, ни пустых глаз. Никто не заставляет их смотреть, как мы едем мимо. Я догадываюсь: «Здесь королю не нужно демонстрировать силу. Они сломлены с рождения».
– Это техи, – хрипло шепчу я, вспоминая прозвище, которым так беззаботно перебрасывались Серебряные. – Они изготавливают лампы, камеры, видеоэкраны…
– А также ружья, пули, бомбы, корабли, транспорты, – добавляет Мэйвен. – Они поддерживают выработку энергии. Очищают воду. Они делают для нас всё.
«И не получают взамен ничего, кроме дыма».
– Почему они не уйдут отсюда?
Мэйвен жмет плечами.
– Они не знают другой жизни. Большинство техов не выходят за пределы собственной улицы. Они даже в армию не могут завербоваться.
«Даже не могут завербоваться». Их жизнь так ужасна, что война кажется приятной альтернативой… но даже на фронт им нельзя.
Постепенно фабрики, как и всё остальное, исчезают за кормой, но их образ остается во мне. «Я не должна этого забывать, – говорит внутренний голос. – Не должна».
Впереди возникает новый лес заградительных деревьев, а за ним – звезды. Это Археон. Поначалу я принимаю огни столицы за сияние звезд. Но когда мы подплываем ближе, у меня отвисает челюсть.
Через широкую реку перекинут тройной мост, соединяющий две части города на разных берегах. Его длина – несколько тысяч футов, он полон жизни и ярко освещен электрическими огнями. На нем, в сотне футов над водой, расположены магазины и рыночные площади. Я представляю себе Серебряных, которые сидят там, пьют, едят и смотрят на мир с высоты. По нижнему ярусу Моста катят транспорты – их фары напоминают красно-белые кометы, рассекающие ночную тьму.
С двух сторон Мост заканчивается воротами; обе половины города окружены стеной. На восточном берегу из земли поднимаются огромные металлические башни, похожие на мечи, пронзающие небо. Они увенчаны гигантскими сверкающими хищными птицами. Мощеные улицы тянутся по холмистым берегам, соединяя жилые кварталы с Мостом и с внешними воротами. Они полны людей и транспортов.
Стены в Археоне из алмазного стекла, как в Саммертоне, но прозрачная преграда перемежается ярко освещенными стальными башнями и другими строениями. На стенах стоят патрули, но одеты дозорные не в пламенно-алую форму, как Стражи, и не в черную, как охранники. Они носят дымчато-серебристую одежду и почти сливаются с городским ландшафтом. Это воины, причем не из тех, что лощат паркет в бальном зале. Археон – крепость.
Его выстроили для войны, а не для мира.