В доме Голошейкиных послышался противный дверной звонок, и Борис с некоторым сомнением и великой неохотой накинул халат и медленно двинулся к источнику шума. Мужчина посмотрел в глазок: перед ним стоял невысокий с густым чёрным волосом грузин, в сером костюме и с коричневым дипломатом в левой руке, в правой же он держал ручку. Это был Алиев. Он улыбнулся, обнажив свои зубы-заборы, предположив, что на него смотрят через глазок, и обратился:
– Здравствуйте, уважаемый.
Борис открыл дверь, Алиев прошёл внутрь быстрым шагом, огляделся, спешно положил дипломат у ножки дивана и уставился на зависающего от бессонной ночи Бориса, который стоял у входной двери всё в том же неподвижном положении.
– Вы тут один? – спросил грузин, зажевав зубами левую часть нижней губы. Это было его вредной привычкой, приводящей то к содранной коже, то к последующим коростам, то к опухшей части губы.
В это время Голошейкин размышлял о возможности умолчать о существовании жены, чтобы дать ей шанс укрыться. Он уже даже был готов отпустить её одну в неизвестном направлении, а потом, как тайный агент или какой-нибудь сыщик, отыскать любимую, Правда, всё это было лишь плодом сонной деятельности мозга и бессмысленных грёз. К несчастью для Бори эти размышления прервал громкий звук. Что-то словно упало на кафель. Алиев внимательно посмотрел в сторону доносящегося шума. Из-за стены с виноватым видом вышла полуголая женщина. Это была Мари.
– Нет, с женой, – произнёс тонкий и одновременно с хрипотой женский голос. Мари начала натягивать свой лёгкий атласный халат василькового цвета, который почему-то она до этих пор держала в руках.
– Достаньте свои паспорта, мне нужны лишь ваше ФИО, возраст и профессия, – Алиев посмотрел на Бориса, тот стал чуть более подвижен, и отправился томным шагом в, по всей видимости, спальню за документами. Деваться было уже некуда.
Мари прошла на кухню, поставила кипятиться чайник, всматриваясь в одну и ту же точку, потом меняя объект исследования и снова пялилась на какой-то другой угол квартиры, попутно зевнув раз пять. После того, как чайник уже вскипел, она уставилась на сомнительного гостя, резко почувствовав сильную тревогу:
– Кто вы?
– Макар Алиев, переписчик.
– Будете чай?
Подобного рода гостеприимство было частью воспитания Мари, которое в данном контексте, если вникать в суть произошедшего, было глупым, и что она, по сути, только что предложила отведать чаю человеку, который участвовал в захвате её родных территорий, поддерживал то ночное кровопролитие. И этот захватчик искромётно, в сравнении с речью всех Голошейкиных этим утром, ответил:
– Спасибо, но откажусь, я здесь ненадолго. Скажите пока ваше имя, возраст и род деятельности.
Мари сказала всё необходимое, а Алиев лишь приметил её профессию:
– Учительница, значит…
В этот момент в комнату зашёл муж Марии и предоставил паспорта. После этого он так же сказал необходимые сведения. Не было смысла сопротивляться, отстаивать права, ведь прав уже никаких у них не осталось. Смысла не было не только в этих действиях, но и в существовании всего мира, смысл в целом как определение пропал в ту самую секунду, когда этот их маленький, до глубины души родной городок, определился во власти Правителя.
– И хирург… – Алиев задумчиво посмотрел на паспорта супругов. – Такие люди будут полезны Правителю, сейчас все заново будут устраиваться на работы, так что успевайте. А мне пора к следующему дому, до свидания.
Алиев подозрительно улыбаясь ушёл. Но вернёмся же к дням настоящим.
На следующие сутки после еженедельной закупки продуктов, то есть в субботу, был всеобщий день молитв, который начинался с похода в церковь, и тем же мероприятием заканчивался. Так, дорогие нашему сердцу, и ещё более дорогие сердцам друг друга Голошейкины отправились на церковную службу в своём районе. Военные продолжали патрулировать город, поскольку ситуация оставалась под риском нестабильности. В церкви среди толпы людей с недовольными лицами показался и Алиев. Он кивнул знакомым и прошёл вглубь человеческой массы. Мария и Борис разделились по рядам и сели.