Михал повернулся ко мне лицом и, прислонившись к буфету, посмотрел на меня. Краем глаза я наблюдала, как вампир лениво потягивал абсент. Матушка всегда называла его дьявольским напитком. Неудивительно, что Михалу нравится абсент.
– Дмитрий страдает от жажды крови, – ответил он наконец.
Я не стала ожидать очередного неловкого молчания:
– И что это такое?
– Редкий вампирский недуг. Когда Дмитрий пьет кровь, он теряет рассудок. Многие вампиры забываются на охоте, но страдающий от жажды утрачивает всякое самообладание: он ничего помнит, ничего не чувствует и неизбежно убивает свою жертву самым страшным способом. Если ничего не делать, в итоге можно стать животным, подобно Яннику.
Не в силах противиться, я подняла взгляд на Михала. Он поглядел на свой стакан, его щеки показались мне еще более впалыми. Он пристально смотрел на изумрудную жидкость.
– Обычно мы тихо и быстро избавляемся от таких. Вампиры, страдающие от жажды крови, – угроза для всех. Они не могут хранить нашу тайну.
– Но Дмитрий же твой кузен.
Михал невесело усмехнулся:
– Да, кузен.
– Ты любишь его, – догадалась я. – Винишь его в смерти Милы, но все равно любишь, иначе бы давно убил.
Михал скривился, а я потеребила платье. В голову пришла неожиданная мысль. Любовь к сестре затуманила Михалу разум – он до сих пор не мог понять, почему кто-то пожелал причинить ей боль, – возможно, та же любовь к Дмитрию затмевала его суждение? Михал, может, и не убивал Милу и других, но кто-то же это сделал. Кто-то высосал кровь из несчастных и бросил их трупы. Сколько Мила и Дмитрий пробыли в Цезарине? Неделю? Дольше?
Достаточно времени, чтобы выпить кровь из пятерых?
Чувствуя на себе мрачный взгляд Михала, я не осмелилась высказать свои подозрения – не после встречи с Милой, – но с каждым тиканьем часов они становились все сильнее.
Дмитрий страдал от жажды крови.
Дмитрий был с Милой в минуты ее смерти.
Мила говорила, что лишь вампиры, не связанные родством, пьют кровь друг друга – что бы это ни значило, – но если Дмитрия одолела жажда, узнал ли бы он свою кузину в своих муках? Такие вампиры часто теряли рассудок и самообладание.
Леденящим душу шепотом в голове раздались зловещие слова Михала.
Ему вторил голос Милы:
Дрожь пробежала у меня по телу, и я застыла как каменная, вцепившись в подол.
Нет. Даже Михал до встречи с Милой этого не знал, и он явно не станет рассказывать об этом своему кузену, к которому он уже не относится с теплотой. Я чуть расслабилась и выдохнула. Моя тайна пока от него скрыта.
– А что ты знаешь о любви, Селия Трамбле? – мягко спросил Михал.
Я вздрогнула от неприятного предчувствия. Когда он говорил таким тоном, ничего хорошего ждать не приходилось. В его глазах засиял холодный, расчетливый блеск, и он резко подошел к столу. С громким звоном он поставил на него стакан, и я чуть поежилась.
– Люди всегда говорят о любви так, словно все в ней понимают, но по своему опыту могу сказать, что человеческое сердце весьма непостоянно.
Быстрым движением он открыл ящичек стола, щелкнул чем-то и вынул оттуда…
Сердце у меня оборвалось.
Он вынул мое помолвочное кольцо.
В отблесках каминного пламени оно сверкало, как тысяча крошечных солнц, ярких и неугасающих, и горло у меня сжалось.
«Жан».
Щеки у меня вспыхнули, и я подскочила, чтобы выхватить у Михала кольцо, но, разумеется, он оказался быстрее. Я не успела сделать и шага, как он отнял руку.
– Докажи, что я не прав, – сказал он и поднял украшение вверх. – Скажи, почему ты не надела его на палец, и я с радостью верну его тебе.
В глазах защипало, но я не стану плакать перед этим мерзавцем! Не нужно ему знать, что я толком и не думала о Жан-Люке с той минуты, как оказалась на острове. Как не нужно и знать о нашей ссоре в библиотеке и о том, что наши отношения не ладились. Не нужно ему знать о том, что я не ношу кольцо, потому что… потому что…
Я даже не могла подобрать нужных слов.
– Не знаю! – бросила я и скрестила руки на груди. – И какое тебе, собственно, дело? Ты уже дважды заговорил о моей помолвке. Тебе больше нечем заняться? Ты даже нас не знаешь, а суешь свой нос в наши дела! А еще король вампиров!
Разглядев что-то в моем выражении лица, Михал с отвращением покачал головой. Мрачный блеск в его глазах погас. Возможно, он чувствовал неприязнь ко мне. Может, к себе. И я ненавидела его за это – как же я его ненавидела! – потому что в глубине души я ненавидела и себя.
Он швырнул мне кольцо, и, вздрогнув от неожиданности, я едва не выронила его. Михал притворился, что ничего не заметил.