Алая вуаль

– Я тогда не служил в шассерах, – сказал Фредерик. – Если бы служил, твой брат, возможно, сохранил бы все пальцы. Как бы там ни было, я трудился в поте лица, чтобы вернуть доверие народа к нам, но поступки Туссена снова бросили тень на наше братство. – Он с отвращением фыркнул и отошел. – Возможно, все к лучшему. Даже если он не уйдет в отставку, мадемуазель Трамбле больше не будет его отвлекать от службы.

Его шаги остановились у лестницы, и на долю секунды – даже меньше – я почти ощутила, как он посмотрел на наш гроб своими ярко-голубыми глазами. К горлу у меня подкатила желчь, а живот скрутило сильным спазмом. Михал в тревоге отстранился. Я закрыла рот рукой, лицо вампира расплывалось черными и белыми линиями. Матушка была права. Абсент – дьявольское пойло.

– Как жаль, – вздохнул Фредерик. – Она была бы чудесной женой.

Его шаги удалились, и повисла тишина.

«Она была бы чудесной женой».

Слова отдавались резкой болью в висках, словно какое-то мерзкое стихотворение. Нет. Я сглотнула желчь, и она обожгла все. Словно пророчество.

«Чудесной женой.
Она была бы
чудесной,
будь она его женой».

– Ты же хотел засунуть ему в задницу его серебряную палку, – проворчал мужчина постарше, – «юнец».

Молодой в ответ разразился ругательствами. Послышался глухой удар кулака об другой. Они дружески посмеялись и вышли вслед за Фредериком.

Мы остались одни.

– Селия? – прошептал Михал.

Я не могла проговорить и слова. Когда я хотела что-то сказать, перед глазами всплывало лицо Фредерика, его синий мундир, и в горле у меня все сжималось.

– Ненавижу их, – все же выдавила я из себя чуть слышно.

Яростно я начала тереть глаза и щеки, пока лицо не стало гореть. Что угодно, лишь бы разогнать яд, текущий в венах и желудке.

– Ненавижу их всех и себя ненавижу за это. Просто они… такие…

Михал чуть поглаживал мне шею, чтобы отвлечь. На разгоряченной коже его пальцы были словно лед.

– Не обращай внимания на тошноту, Селия. Дыши. Вдыхай через нос. Выдыхай через рот. – Он помолчал. – Кто такой Фредерик?

– Шассер! – ядовито выплюнула я и поежилась – точно так же Фредерик выплюнул слово «ведьма».

Я сделала глубокий вдох через нос и выдохнула через рот, как посоветовал Михал. Не помогло. Не помогло, потому что я не Фредерик и не могу – не буду! – осуждать всех шассеров. Жан-Люк был добр и смел, как и многие другие охотники. И все же…

Я снова сглотнула желчь, подкатившую к горлу. Если мы в скором времени не доберемся до суши, возможно, меня стошнит на Михала.

Молюсь лишь, чтобы это были его ботинки.

– Я догадался.

Михал начал гладить меня по волосам. Где-то в глубине душе я спросила себя, почему он пытался… успокоить меня. Впрочем, я совсем не была против.

– Кто он тебе?

Я не могла сейчас закрыть глаза – сразу же начиналось головокружение. Мой боевой настрой резко угас, и плечи поникли. А ведь и правда, кто мне Фредерик? И почему он так влияет на меня?

– Никто, – тихо ответила я, осознав правду. – Правда, никто. Ему нравилось досаждать мне, но это уже не важно. Я уже не вернусь к шассерам.

Михал перестал гладить мои волосы:

– Не вернешься?

– Нет.

Слово вырвалось без всяких колебаний, как будто только и ждало, когда я его произнесу. Возможно, так и было. И сейчас, когда я лежала в гробу с жестоким вампиром, я наконец сказала это.

– Никто не говорит, как тяжело прокладывать путь и каким одиноким этот путь будет.

Я прижалась щекой к его груди, затянутой кожей плаща, и сосредоточилась на своем дыхании. Слова так и рвались из меня, куда более обжигающие, чем абсент.

– Я просто хотела сделать что-то хорошее после смерти Филиппы. Вот почему на ее похоронах я попросила Рида сосредоточиться на службе. Вот почему он покинул меня и влюбился в Лу. Вот почему я последовала за ними на маяк и сражалась с Морганой в битве за Цезарин.

Вздохнув, я провела пальцами по вороту его плаща, чтобы занять себя чем-то. Я не могла на него смотреть. Не стоило говорить ему ничего, но я уже не была не в силах остановиться.

– Я убедила себя, что именно поэтому и вступила в ряды шассеров… Хотела помочь изменить королевство к лучшему. Но скорее всего, я просто хотела изменить свою жизнь.

Поколебавшись немного, Михал снова начал гладить мне волосы. Наверное, мне должно было показаться это странным. Никто, кроме Филиппы, не касался так моих волос, даже Жан-Люк, но я не чувствовала никакой странности.

– Я как-то видел Моргану ле Блан. Много лет назад в ночном цирке.

Как и прежде, он с неохотой продолжал, но такова была наша игра. Вопрос за вопрос. Правда за правду.

– Ей только исполнилось восемнадцать, и ее мать Камилла ле Блан добровольно передала ей титул Госпожи Ведьм. Она любила свою дочь. Разумеется, Моргана не знала, кто я такой, но даже тогда ее кровь пахла… не так. Я видел, как она украла у пожилой торговки какую-то безделушку. А когда женщина сказала Моргане об этом, та подожгла ей тележку.

Я с трудом сглотнула. Эта картина живо всплыла у меня перед глазами.