Алая Вуаль (ЛП)

Я повернулась, чтобы посмотреть на нее за пределами комнаты нашей гувернантки.

— Почему ты так решительно настроена ненавидеть его?

— Я не ненавижу его. Я просто считаю его нелепым.

Выдернув шпильки из волос, я наклонилась, чтобы засунуть их в замок на двери шкафа.

— Что ты хочешь на Рождество в этом году? Красивое перо и связку пергамента? Бутылочку чернил? Ты пишешь ужасно много писем…

Она скрестила руки на груди.

— Это не твое дело.

Я с трудом удержалась от того, чтобы не закатить глаза, поглубже закрутила шпильки в замок и смахнула с лица выбившуюся прядь волос. В книге, которую я читала о взломе замков, все выглядело намного проще, чем здесь…

— О, подвинься. — Толкнув свечу в мою сторону, Пиппа взяла булавки и присела вровень с замочной скважиной. Несколько быстрых, точных движений пальцами, механизм щелкнул, и она с легкостью повернула ручку. Дверь распахнулась. — Вот. — Она встала и жестом указала на сложенный голубой шарф на средней полке. — Не нужно унижаться. В рождественское утро ты будешь соответствовать своему любимому охотнику, и мир продолжит вращаться.

Я удивленно уставилась на нее.

— Как ты это сделала?

— Опять же, не твое дело.

— Но…

— Селия, взломать замок — не такая уж сложная задача. Любой может это сделать, если наберется немного терпения, которое, как я теперь понимаю, может оказаться для тебя нелегким делом. Все, чего ты когда-либо хотела, было преподнесено тебе на блюдечке с голубой каемочкой. — Я отшатнулась, ошеломленная, рука наполовину вытянулась к шарфу, а Пиппа попятилась, качая головой. — Прости, ma belle⁸⁴. Я не должна была этого говорить. Я… я научу тебя взламывать замки первым делом утром.

— Почему? — фыркнула я. — Ты явно обо мне плохо думаешь.

— Нет, нет. — Она схватила меня за руку, когда я оторвался от шарфа. — Это просто… все это. — Ее взгляд неохотно переместился к шкафу, где аккуратными рядами лежали атласные банты для волос и бархатные шкатулки для украшений. В этом году отец купил ей миниатюрную модель Вселенной; ее планеты слегка поблескивали в свете свечей. — Наши родители — нехорошие люди, Селия, и не… — Она резко остановилась, уронив мою руку и отвернувшись. — Ну, они просто пробуждают во мне самое худшее. Но это не значит, что я должна вымещать это на тебе.

Мои щеки необъяснимо потеплели, когда я оторвала взгляд от ее лица и направился к куче подарков. Филиппа могла бы счесть меня избалованной — возможно, даже пошлой, — но, по крайней мере, я не была настроена видеть мир полупустым.

— Я знаю, что наши родители могут быть… трудными, Пип, но это не значит, что они все плохие. Эти подарки — единственный способ показать нам свою любовь.

— А когда деньги закончатся? Как они тогда будут нас любить? — Покачав головой, Пиппа забрала у меня свечу и, повернувшись, направилась обратно по коридору, и я поняла ее послание громко и ясно: разговор окончен. Моя грудь слегка опустилась, когда я смотрела, как она уходит, пока она не оглянулась через плечо, удивив меня, и не сказала: — Нельзя получить что-то просто так, Селия. Все в этом мире имеет свою цену — даже любовь.

Я никак не могла понять, где она услышала такое выражение.

Я знала только, что это правда, потому что так сказала моя сестра, а сестра никогда бы мне не солгала.

В то рождественское утро я не надела голубой шарф, а Филиппа выбросила свою модель Вселенной в то же мусорное ведро, куда наша мама выбросила Фабьена.

— У меня есть для тебя подарок.

Михаль, сцепив руки за спиной, стоит в своей спальне высокий и странно уязвимый, рукава его рубашки закатаны, а пиджак сброшен. Я нервно бросаю взгляд на маленький столик рядом с ним. Кто-то — предположительно, не в меру вспыльчивый слуга, который меня привел, — завалил его фруктами, сырами, мясом и выпечкой. У меня сразу же перехватывает дыхание при виде того, что кажется pain au chocolat⁸⁵, и я нехотя, вопреки здравому смыслу, спускаюсь по лестнице. Капустных листьев не видно.

— Ты не должен был…

— Нет, должен. — Прочистив горло, он отодвигает один из двух стульев от стола и жестом приглашает меня сесть. — И это не подарок. Это еда, которую ты должна была получать с момента прибытия на Реквием.

Я опускаюсь в кресло, рефлекторно складываю салфетку на колени и тянусь к ближайшему блюду — яйцам с лесными грибами и соленым сыром. Если Михаль чего-то от меня хочет, я должна быть достаточно умной, чтобы это распознать. А это значит — еда. Мой желудок стонет в знак согласия.

— Иногда еду приносила кухарка. И Димитрий, — добавляю я уже после. — Прекрасное блюдо из капусты, масла и вареных яиц.

— Капуста и масло, — повторяет Михаль.

Кивнув, я едва не застонала от первого укуса, а его взгляд скользнул к полузажившей ране на моем горле. Он резко садится в кресло напротив меня.

— Одесса сказала, что ты говорила с ним.

— Хорошие новости доходят быстро.

— Правильно ли я понимаю, что ты поверила его рассказу? Ты считаешь его невиновным?

Я беру блинчик с верхушки стопки.

— Я бы вряд ли назвала его невиновным, но да, я больше не считаю Димитрия Некромантом.