— Не надо. — Слово застревает у него в горле, когда он поднимает голову, и его взгляд — единственное оружие, которое понадобится ему сегодня. Его боль, его гнев, его сердечная боль — они пронзают меня так же быстро, как и меч. — Не притворяйся, что мы больше не знаем друг друга.
Прежде чем я успеваю сказать что-то еще, он поворачивается на каблуке и уходит, чтобы встать возле скелетов и тыкв. Я смотрю, как он уходит, не следуя за мной, не протестуя. Какая-то маленькая, тайная часть меня надеялась на прощение, которого я не заслужил, но, конечно, этого не произошло. И, возможно,
— Он все им рассказал? — спрашиваю я Рида, не в силах сдержать жалобные нотки в голосе. — Лу, Коко и Бо? Они знают, что случилось в доках?
— Да. — Тяжело вздыхая, Рид тоже наблюдает за своим другом, который огрызается на проходящего мимо служащего и машет своей Балисардой. — Дай ему время, Селия. Он придет в себя.
— Одумается?
— Он больше всех хочет поймать Некроманта.
При его словах крест Филиппа словно потяжелел на моей шее, и я заставляю себя отвернуться от Жан-Люка. Возможно, со временем он поймет, что мы оба заслуживали большего, но сейчас это неважно. Это
— Ты собираешься пригласить меня на танец?
Рид удивленно смотрит на меня, в уголках его рта играет улыбка.
— Вы хотите потанцевать, мадемуазель Трамбле?
— Конечно, хочу, мсье Диггори.
Приняв его руку, я позволяю ему провести меня на танцпол, а затем наклоняюсь ближе и шепчу:
— Будет очень жаль, если нас подслушают. — Как можно незаметнее я наклоняю голову в сторону вампиров, окружающих нас, и кладу свою свободную руку ему на плечо. — Нам нужно многое наверстать.
К счастью, он сразу же понимает, что я имею в виду, его глаза становятся отрешенными, когда он ищет закономерность. Его магия действует иначе, чем у Коко, иначе, чем даже у Лу, с тех пор как она стала Госпожой Ведьм. Он и остальные, подобные ему, способны видеть узоры вселенной и манипулировать ими; именно с помощью этих манипуляций Белые Дамы и Сеньоры Блан накладывают заклинания — они отдают частички себя, чтобы получить что-то взамен. Как сказал Филиппа.
При мысли о сестре в груди снова поселяется знакомая тяжесть, и я отстраненно наблюдаю за тем, как Рид ищет нужное заклинание, его голубые глаза мелькают то слева, то справа. Он тоже знал Филиппу. На протяжении всего нашего детства он знал ее лучше, чем кто-либо другой, за исключением, пожалуй, Эванжелины и меня. Что бы он подумал, узнав о ее отношениях с Некромантом? Поймет ли он эту глубокую
Если я расскажу ему о ее тайне, он больше не будет горевать только о ней. Он будет оплакивать и ее память, и это было бы невероятным эгоизмом с моей стороны.
Не так ли?
— Я могу лишить их слуха, — пробормотал Рид через несколько секунд, — но я не смогу говорить во время нашего разговора. — Его глаза снова переходят на мои. — А мне нужно говорить?
Я должна объяснить ему план, так же как Михаль, Одесса и Дмитрий объясняют план остальным. Это моя
— Возможно, будет лучше, если ты будешь молчать.
Он хмурится, но, не говоря ни слова, щелкает запястьем по моей талии. Когда нас окутывает аромат магии, он кивает, чтобы я продолжала. Я открываю рот, чтобы рассказать ему о нашей ловушке, о том, как Бо привел меня на северный балкон, но слова выходят совсем другими.
— Ты помнишь… те последние несколько лет жизни Филиппы?
Что бы Рид ни ожидал от меня услышать, это было явно не то. Он хмурится, изучая мое лицо, но все же кивает, смысл его слов ясен.
— Она была… отстраненной, почти затворницей, и я не раз ловил ее, когда она тайком уходила из нашей детской, всегда в темноте. Я знаю, что и к тебе она относилась по-другому. — Его руки незаметно сжимаются, отводя меня от него, а затем возвращая обратно. Инстинктивно я понимаю, что он вспоминает то же самое, что и я: когда они разговаривали в последний раз, Филиппа назвала его свинорылым солдафоном и выбежала из дома. Прежде чем я успеваю передумать, я говорю: — Рид, я думаю, у нее был роман с Некромантом.
Он слегка отшатывается в шоке, его глаза сужаются.