Алая Вуаль (ЛП)

— Спроси его, как он собирался сделать предложение. По тому, как он решил сделать предложение, можно многое сказать о человеке. — Гвиневра отходит от нас, поднимая свой острый носик, и я понимаю, что Бо уронил мой локоть, когда спешил достать кольцо. Если это возможно, я ухмыляюсь еще шире от осознания. Он планировал сделать Коко предложение в ее день рождения, и, должно быть, именно поэтому он вел себя сегодня так развязно. Он хотел сделать этот вечер особенным. Он хотел, чтобы он принадлежал им. Все это так нелепо романтично, что я могу расплакаться снова, только на этот раз я не буду притворяться. Потому что…

Тепло в моей груди остывает под порывом ледяного ветра.

Потому что он не успел этого сделать. Несмотря на свои грандиозные планы, он пропустил ее день рождения; из-за меня он упустил свой шанс.

— О. — Это слово вырывается у меня с мучительным вздохом, и я сжимаю локти, снова дрожа от холода. Хотя рациональная часть моего разума понимает, что это не моя вина — я не просила Некроманта выбирать меня в качестве мишени, — я все равно чувствую себя ответственной. — Мне очень жаль, Бо.

Он машет рукой, не глядя на меня.

— Не стоит. Правда, ты… ты, наверное, спасла меня от большой неловкости. Коко никогда не была сентиментальной.

— Она бы согласилась, — твердо говорю я. — Она скажет «да».

Он пожимает плечами, но больше ничего не говорит, и если Некромант где-то подслушивает, надеюсь, он чувствует себя полным и абсолютным ничтожеством за то, что так разрушил наши жизни.

И.… ну… за то, что покончил с несколькими другими.

Гвиневра драматично вздохнула в наступившей тишине.

— Один мой ухажер однажды сделал мне предложение в грязном переулке за таверной, прямо посреди своих больных.

— Это, — говорит Мила, — отвратительно.

— Да. Вполне. — Гвиневра бросает на Бо косой взгляд из уголка глаза. — Я оставила его брату на следующее утро.

Хотя Бо больше не видит и не слышит их, он, кажется, понимает, что разговор продолжается без него — и о нем. Проведя усталой рукой по волосам, он негромко произносит.

— Серьезно, Селия, думаю, пора возвращаться в дом. Если бы Некромант собирался напасть, он бы уже сделал это, и…

Колокольчики на его шляпе снова зазвенели.

Нахмурив брови, я бросаю взгляд на Милу и Гвин, но ни одна из них не приближается к дереву. Воздух тоже стал неестественно тихим и спокойным. Странно.

— Кто-то из вас…? — начинаю спрашивать я, но Мила качает головой.

— Наверное, это был ветер, — шепчет она, но волосы на моей шее все равно поднимаются. Мила — призрак. У нее нет причин шептать, нет причин бояться. Ее никто не слышит, кроме меня и Гвиневры, которая хмурится и заглядывает под балкон, чтобы проверить.

Ее глаза широко раскрываются. Повернувшись ко мне лицом, она говорит:

— Селия, беги…

Но уже слишком поздно. Длинные пальцы появляются на балюстраде, и прежде чем мы с Бо успеваем сделать хоть что-то, кроме как попятиться назад, цепляясь друг за друга, бледная фигура со смертоносной грацией перескакивает через парапет на балкон. У меня открывается рот, и шок проносится по телу, как инъекция болиголова, приковывая меня к месту. Потому что сейчас мне улыбается не Некромант, а ее голубовато-серое платье, украшенное кусочками звездного света.

Это Присцилла.

Глава 48

Король и Его Двор

— Bonjour, humaine, — говорит она, разглаживая свой лиф.

Прежде чем мы с Бо успеваем повернуться и убежать, Джульетта хватает меня сзади, а другой, незнакомый вампир заводит руки Бо за спину и проводит носом по его шее. Хотя Бо и бьется о него, его сила не сравнится с силой вампира, и тот впивается зубами в яремную вену Бо, пока король Бельтерры не замирает, закрыв глаза и затаив дыхание.

— Оставьте его в покое… — Зарычав, я дергаюсь в их сторону, но Джульетта обхватывает холодными руками мое горло.

— Я бы не беспокоилась о твоем друге, — прошептала она мне на ухо. — Не сейчас, когда твоя кровь самая сладкая на вкус.

Инстинктивно я бросаюсь обратно сквозь вуаль, пока она не заметила Милу или Гвиневру. Судя по холодному, хрустальному блеску в глазах Присциллы, эти вампиры жаждут крови — моей крови. Слова Янника, сказанные в птичнике, вонзаются в меня, как крошечные ножи: Я не буду быстрым. Если Джульетта или Присцилла поймут, что я могу видеть мертвых, общаться с ними, кто знает, что еще они сделают?

— Вы не должны причинять нам боль. — Рука Джульетты едва не сдавливает мне горло, и я сглатываю, ища хоть какие-то признаки Михаля. Он уже должен быть здесь. Мои костяшки пальцев сжимаются вокруг ее руки, но как бы я ни рвалась к ней, мои ногти не могут проткнуть ее кожу. Вдруг мои легкие не могут сделать вдох. Потому что если бы Михаль мог до меня добраться, он бы это сделал, но его здесь нет. Его здесь нет. — Еще есть время передумать. Вы можете уйти, спрятаться, никогда не возвращаться сюда и молиться, чтобы Михаль никогда вас не нашел.

Присцилла обнажает зубы в улыбке — клыки острые, вытянутые, — и еще три вампира поднимаются на балкон за ней.