Алая Вуаль (ЛП)

Не успел тот пошевелиться, как она швыряет Рида в гроб Филиппы, который опрокидывается, а Филиппа остается внутри. Тело моей сестры катится по камню, ее конечности болезненно катится, а затем останавливается у воды. Фредерик бросается за ней с проклятиями.

— Мы должны что-то сделать! — Но даже когда я выкрикиваю эти слова, золотой свет продолжает тускнеть и уже почти не светит. Сердце замирает в горле. Как я могу оставить их? Как я могу уйти? Мой взгляд метался между их лицами.

Жан-Люк наносит удар по Одессе, и ее кожа шипит, когда она пытается уклониться от него, чтобы защитить спину брата. Рид вскочил на ноги и кружит вокруг Димитрия, ища путь к Фредерику, который сжимает Филиппу в объятиях.

А Михаль пробирается к моему гробу как раз в тот момент, когда появляются Коко и Бо.

— Ты должна решить, Селия. — Без предупреждения Мила хватает меня за плечи и серьезно трясет, отвлекая от друзей. — Ты не можешь помочь им сейчас, а твое время почти истекло. Ты меня понимаешь? — Она трясет меня сильнее, когда я пытаюсь отстраниться от нее и найти способ помочь. — Если ты не сделаешь выбор сейчас, то потеряешь свой шанс навсегда. Ты ничего не сможешь сделать…

Но события вышли из-под контроля. Куда бы я ни посмотрела, мои друзья нападают друг на друга. Бо с диким криком бросается на Димитрия, но вампир выбивает меч из его рук, как ребенок оловянного солдатика. Широко раскрыв глаза, он в бешенстве притягивает Бо к себе и впивается зубами в мягкую плоть его горла. Коко и Одесса вскрикивают в унисон и одновременно бросаются на Димитрия. Одесса настигает его первой.

С еще одним нечеловеческим рычанием он отбрасывает Бо в сторону и сворачивает шею своей сестре.

Даже Мила вскрикивает, освобождая мои плечи и летя вперед — решительно, чтобы остановить его, — когда Коко ловит Бо и они вдвоем скатываются в воду. Золотой свет мерцает раз, два, но Одесса — я не могу ее бросить. Я падаю на колени, но Мила толкает меня в сторону последнего золотого света.

— Иди, Селия! Одесса исцелится!

— Я не могу…

— ИДИ СЕЙЧАС ЖЕ!

Но когда я взмываю в воздух, две стены воды, которые удерживала Лу, обрушиваются друг на друга катаклизмической волной. Вода заливает островок, и Жан-Люк, поскользнувшись на течении, хватается за ноги Димитрия, когда море уносит их обоих. Рид цепляется за гроб Филиппы, когда Лу ступает на последний камень. Ее глаза пылают яростью от увиденной сцены: Коко тащит Бо на берег, Одесса лежит на земле, Михаль цепляется за мой гроб, а Фредерик и Филиппа…

Исчезли.

С тоскливым чувством я понимаю, что они унесли с собой последний золотой свет. Моя грудь испускает последний, содрогающийся вздох, прежде чем тоже затихнуть. Однако никто этого не замечает.

Никто, кроме Михаля.

Он склоняется над моим телом, и его красивое пепельное лицо сморщивается в ту самую секунду, когда мое сердце начинает биться по-другому, неправильно. Он слышит это. Он знает. Его лоб прижимается к моему в знак поражения, и я ничего не могу с собой поделать — придвигаюсь ближе, восторженно наблюдая, как шевелятся его губы.

— Пожалуйста, останься, — вздыхает он.

Из последних сил он проводит рукой по крови на своей груди и прижимает ее к моим губам.

Эпилог

Это любопытная вещь — запах памяти. Достаточно совсем немного, чтобы отправить нас в прошлое — след апельсинового сока на пальцах, намек на выцветший пергамент под кроватью. Каждый из них по-своему странным образом напоминает мне о детстве. Я пробиралась в сад в полночь, чтобы собрать апельсины, очистить их при свете луны и съесть свежими. На пергаменте я писала свои собственные сказки и хранила их в тайне от сестры, засовывая в тень под кроватью. Прятала их там.

Она бы не поняла их смысла. Да и как она могла понять? Я и сама с трудом понимала эти истории — сказки о лебедях и волшебных зеркалах, да, но также о предательстве и смерти. В некоторых из них мои героини торжествовали, побеждая великое зло и вытаскивая своего принца из ада. В других принц сам становился великим злом, и они с моей героиней вместе правили Адом, рука об руку и бок о бок.

Эти истории всегда были моими любимыми.

Когда я просыпаюсь тем утром, первое, что я вижу, — это снег. Он падает густо, беззвучно, с пасмурного неба, и нежно целует мои щеки. Он смягчает шум волн. Мозолистые пальцы убирают волосы с моего лица, когда я сажусь, оглядывая лодку.

— Как ты себя чувствуешь? — спрашивает глубокий, знакомый голос.

От звука этого голоса у меня замирает сердце. Я никогда не думала, что услышу его снова.

Однако мое сердце молчит. Оно неподвижно, и если прислушаться, то можно подумать, что оно вообще не бьется.

— Голодна, — говорю я, принимая в его руку позолоченное зеркало.

Хотя он подтягивает одеяло под мои ноги, беспокоясь, я этого не чувствую. По правде говоря, я вообще ничего не чувствую — ни холода, ни тепла, ни даже пьянящего прилива его прикосновений. Когда-то оно испепелило меня. Оно увлекло меня в ад.