Алая Вуаль (ЛП)

С вновь обретенным чувством цели я следую примеру Димитрия и делаю реверанс. Это знакомая территория. В конце концов, за свою жизнь я побывала на сотне примерок платьев, меня протыкали всеми иголками и одевали во все мыслимые ткани по приказу моей матери.

Мсье Марк рассматривает меня сузившимися глазами.

— Увы, я не терплю опозданий от своих клиентов. Даже от гостей Михаля. — Он достает из жилета большие, громоздкие карманные часы — черные шелковые со звездами из слоновой кости — и хмыкает: — Семнадцать минут.

— Я упоминал, что у нее день рождения? — спрашивает Димитрий. — Ей исполняется девятнадцать всего через несколько часов, и мы решили, что она должна провести это знаменательное событие с вами. — Он прочищает горло, бросая на меня скрытый взгляд, и я выпрямляюсь, не понимая, чего именно он от меня ждет. Я начинаю с блаженной улыбки. Она лишь слегка натянута.

— Говорят, вы гений работы с тканью, мсье, — любезно предлагаю я портнихе. — Лучший на всем островке.

Мсье Марк нетерпеливо взмахивает рукой.

— Это правда.

— Я сочту за честь носить вашу работу.

— Именно так и будет.

— Верно. Конечно. — Болезненно осознавая его молчание, я ищу, что бы еще сказать — что угодно, — пока не замечаю гирлянду над головой и не спрашиваю: — Вы их кормите? Цветы Синей Бороды? — Когда тишина в ответ лишь углубляется, я спешу ее заполнить, внутренне сокрушаясь. — Просто я никогда раньше не слышала о плотоядных цветах. Очевидно, у нас в Цезарине их нет, или… ну, может, и есть, просто я никогда их не видела. Мои родители никогда не одобряли магическую флору. Хотя они посадили у нас во дворе апельсиновое дерево, — жалко добавляю я, и мои щеки вспыхивают розовым румянцем. Я пытаюсь улыбнуться, чтобы побороть неловкость. Не получается.

Дмитрий закрывает глаза с медленным выдохом, а Одесса наблюдает за ним с восторженным восхищением. Ее гнев, кажется, испарился — небольшая милость, ведь мне придется носить ее платья до конца моей жалкой жизни.

По крайней мере, портниха сжалилась надо мной.

— О, очень хорошо. Входите, входите, и не забудьте вытереть ноги о коврик. Я художник. Я не должен пачкать свои руки грязью, швабрами и апельсиновыми деревьями. Чего ты ждешь, papillon³⁶? — Он хватает меня за запястье и втаскивает внутрь, когда я колеблюсь на пороге. — Время не останавливается ни для одной бабочки!

Пригнув голову, я спешу за ним.

В мастерской всего одна комната и два подмастерья — женщина и мужчина-вампир, которые выглядят не старше меня. Но в Реквиеме внешность может быть обманчивой. Этим двоим, вероятно, сотни лет. Я отвожу взгляд от них, когда на моей голове порхает листок.

— На платформу, будьте добры. Поторопитесь! — Мсье Марк отодвигает тележки с тканями на нашем пути: сверкающий муслин, шерсть цвета индиго, бархат, шелк, лен и даже шкурки из мягкого белого меха. Кончики волокон необычно блестят в свете свечей. — Снимайте плащ.

Зажатые между захламленным столом и полкой, заваленной перьями, пуговицами и костями, Димитрий и Одесса сидят и наблюдают за происходящим. Первый ободряюще кивает мне и говорит: Молодец. Хотя я пытаюсь вернуть ему улыбку, она больше похожа на гримасу — впрочем, я не могу подтвердить это подозрение, поскольку в этом магазине одежды нет зеркал.

Странно.

Щелкнув запястьем, разматывая потрепанную измерительную ленту, мсье Марк произносит трель:

— Мы ждеееееееем.

Я поспешно отряхиваю одесский плащ, но когда мсье Марк замечает под ним платье, он едва не падает в обморок, прижимая руку к груди.

— О, нет, нет, нет, нет. Нет. Мадемуазель Селия, вы, конечно, должны знать, что такой теплый оттенок совсем не идет вашему цвету лица. Tons froids, papillon³⁷. Вы — зима, а не лето. Это, это, — он возмущенно показывает на мое платье из янтарного кружева, — чудовище должно быть сожжено. Оно позорно. Как вы посмели войти в мой магазин в нем?

— Я… — Я бросаю широко раскрытый взгляд на Одессу через плечо. — Мои извинения, мсье, но…

— Вы создали это чудовище для меня неполных шесть месяцев назад, мсье Марк, — говорит Одесса, звучащая чрезвычайно забавно. — Вы назвали его своим piece de resistance³⁸.

— Так оно и было. — Мсье Марк торжествующе тычет в воздух указательным пальцем. И, возможно, немного не в себе. — Это был мой piece de resistance для вас, солнце, проклятое жить в вечной ночи, а не для нее — растущей луны, сияющего полумесяца, звезды на крыльях бабочки!

Я смотрю на него с минуту, странно польщенная, и щеки заливает новое тепло. Меня еще никогда не называли звездой на крыльях бабочки. Это заставляет меня думать о лютинах. Это заставляет меня думать о Слезах Как Звезды. Это заставляет меня думать о…

— У вас прекрасные волосы, — резко говорю я, и на этот раз моя улыбка неуверенная, но искренняя. Он удивленно моргает. — Они…..напоминают мне о снеге.

— Снег? — тихо повторяет он.

Мое лицо еще больше краснеет от жадного любопытства в его взгляде.