Алая Вуаль (ЛП)

Не знаю, зачем я ему это сказала. Это слишком личное, слишком интимное, а мы с ним только познакомились. К тому же он вампир…так почему же я это сделала? Возможно, потому что у него короткие клыки, и я их не вижу. Возможно, потому что в его магазине уютно и тепло. Возможно, потому что он называет меня бабочкой.

А может, потому что я скучаю по сестре.

Я небрежно пожимаю плечами, безуспешно пытаясь объяснить ситуацию.

— Моя сестра обожала снег. Она надевала белое при любой возможности — платья, ленты, шарфы, варежки — и каждую зиму куталась в свой белый плащ и настаивала на строительстве ледяного дворца.

Я колеблюсь, с каждым словом чувствуя себя все более нелепо. Мне нужно перестать говорить. Мне нужно хотя бы притвориться, что я могу придерживаться светских приличий. Однако в темной причудливости этого магазина, окруженного странным и прекрасным, я почти чувствую присутствие Филиппы. Ей бы здесь понравилось. Ей бы здесь не понравилось.

— Когда-то она представляла свою жизнь сказкой — тихо заканчиваю я.

Наклонив голову, мсье Марк рассматривает меня с тревожной пристальностью. Уже не любопытство, а что-то другое. Действительно, для такого рассеянного человека выражение его лица становится почти… расчетливым. Хотя я сжимаю плащ Одессы липкими пальцами, я не свожу с него взгляда. Одесса говорила, что мсье Марк прекрасно разбирается в характере, а этот момент — он словно проверка. Еще один лист падает на пол, и тишина в магазине затягивается.

И тянется.

Наконец его пудровое лицо расплывается в необычной улыбке, и он отходит от платформы.

— Мои извинения, papillon, но я, кажется, забыл свою рулетку в рабочей комнате. S’il vous plait³⁹, — он жестом показывает на весь магазин, его рука загадочно пуста. — Не стесняйтесь выбирать ткани в мое короткое отсутствие, Прохладные тона, имейте в виду, — резко добавляет он. Затем с той же жуткой улыбкой он исчезает в двери, ранее скрытой за стеллажом с костюмами.

В неуверенности я несколько секунд смотрю на дверь, прежде чем неуверенно спуститься с платформы.

Мы официально покинули знакомую территорию.

Конечно, не потому, что я стою в магазине, полном вампиров, а потому, что мама никогда не разрешала мне самой выбирать ткани, а этот магазин ломится от них по швам.

Только холодные тона.

Никто не говорит, пока я подхожу к ближайшей полке и провожу пальцами по куску необработанной шерсти викуньи⁴⁰. Моя мама просто слюной изошла бы от тутового шелка⁴¹, лежащего рядом с ним. Даже в детстве она настаивала, чтобы мы носили только самые роскошные ткани, в основном из серебра и золота. Как красивые монетки в ее кармане.

Инстинктивно я оглядываю магазин в поисках любой из них.

Стеллаж с жидким металликом висит прямо за спиной Одессы и Дмитрия. Их глаза следят за мной по всей комнате, и мне становится жарко, когда я понимаю, что они наблюдали за мной все это время. Нет, изучали меня. Я прочищаю горло в неловкой тишине, просеивая металлики, не видя их по-настоящему. Медь и бронза. Розовое золото. Лаванда.

— Как вы думаете, я… прошла его проверку? — спрашиваю я наконец.

— Никто вас не проверяет, — сразу же говорит Дмитрий.

— Это еще предстоит увидеть, — одновременно говорит Одесса.

Димитрий бросает на сестру обвиняющий взгляд.

— Одесса.

— Что? — Пожимая плечами, она с холодным безразличием рассматривает свои ногти. — Ты бы предпочел, чтобы я солгала? Она еще не знакома с д'Артаньяном, а все знают, что он — настоящее испытание.

— Кто…?

В этот момент из корзины с тканями между ними высовывает голову поистине огромная кошка. С густым угольным мехом, огромными янтарными глазами и впалой мордой она, возможно, самое уродливое существо, которое я когда-либо видел, и, если судить по ее низкому рычанию, она чувствует то же самое по отношению ко мне.

— Кыш. — Шипя, я отодвигаю корзину кончиком ботинка. Потому что это становится абсурдным. Кошки на этом островке создали для меня совершенно ненужную ситуацию, а теперь одна из них умудрилась последовать за мной в магазин одежды. — Давай. — Я тянусь вниз, поднимаю корзину, чтобы вытолкнуть из нее существо, сопротивляясь желанию открыть пасть и закричать от внезапного давления в ушах. — Убирайся отсюда. Оставь меня в покое.

Если бы кошка умела хмуриться, она бы так и сделала.

— Довольно самоуверенно, не так ли?

Слова падают, как кирпичи, на мою голову.

Потому что этот кот, похоже, их произнес, а я, должно быть, действительно поддалась галлюцинациям. Конечно, мне это привиделось. Конечно, его рот не просто двигался, как у человека. Слышать бесплотные голоса — это одно, но кошки — они не умеют говорить. Они также не могут хмуриться, и я в недоумении смотрю на Одессу и Дмитрия.

— Кто-нибудь из вас слышал…?

— Селия, — говорит Одесса с язвительным весельем, — позвольте представить вам великолепного Д'Артаньяна Ивуара, владельца этого милого бутика и старшего брата мсье Марка.