Алая Вуаль (ЛП)

— Я не виню вас за стремление к насилию, но сначала ты должен позволить мне извиниться за жалкое поведение моего ковена. Вампиры всегда были звероподобными существами.

Я нахмуриваю брови при этом слове. Ковен.

— Но значит ли это… Вы ведьма?

— Ведьма? — Она улыбается еще раз, но уже зубами, обнажив два острия. Я слегка отшатываюсь. — Конечно, нет. Я вампир — или, по крайней мере, была им. Постарайся не отставать, правда, дорогая? Как уже говорилось, я теперь мертва.

Я теперь мертва.

Несмотря на ее упрек, эти слова — все, что я хотел услышать.

Откинувшись в мягкое кресло, я заставляю свои черты лица оставаться безучастными и бесстрастными. На полке напротив меня чайник начинает шипеть и пускать пар по собственному желанию, но я его почти не слышу. И почти не вижу.

Если Мила когда-то была вампиром, значит… Вечные могут умереть.

Несмотря на заявления Михаля, Одессы и даже Димитрия, похоже, они не так уж вечны, как хотят, чтобы я верила. Доказательство их обмана сидит всего в трех футах от меня, распушив волосы и ожидая моего ответа. Я невинно смотрю на нее, пока чайник начинает дребезжать. На ее коже нет следов крови или крови, и — в отличие от призраков в театре — из ее головы не торчит топор, который по-прежнему прочно сидит на шее. И вообще, ничто не намекает на способ ее смерти. Если бы не ее серебристая, бесплотная форма, она выглядела бы совершенно здоровой. Совершенно живой.

Я прочищаю горло, стараясь, надеюсь, говорить с нужной долей искренности.

— Мне очень жаль это слышать, мадемуазель Васильев. Если вы не возражаете, я спрошу… как это произошло?

Ее ухмылка становится шире, как у кота, которому достались сливки.

— Вы умны. Не могу не согласиться.

Мое сердце замирает.

— Я не знаю, что вы…

— Зато вы ужасный лжец. Вам следует немедленно прекратить. — Она показывает пальцем на мои глаза. — Не нужно слышать биение твоего сердца или чувствовать ваши эмоции, чтобы точно знать, о чем вы думаете. Но они прекрасного зеленого оттенка. — Бросив лукавый взгляд на свечи вокруг нас, она добавляет: — Его Величество, должно быть, согласен.

Я поправляю юбку, пока заварочный чайник наливает темный чай в чашку со сколами.

— Что это значит?

— Это значит, что вы уже упоминали о серебре, — говорит она, ее голос звучит слишком невинно, — что кажется необычной просьбой. Скажите, это действительно то, что вы хотите обсудить? Если да, я могу позвать остальных. Им всем не терпится поговорить с вами, и они будут просто счастливы описать в мельчайших подробностях, как глупо вы поступили.

— Остальных? — Невольно мой взгляд метнулся к полкам, где среди книг и безделушек начали мелькать радужные лица. Однако сколотая чашка больше не стоит между ними. Нет, теперь она стоит на столе рядом с моим креслом и невинно поблескивает. — Я… я не понимаю. У меня сложилось четкое впечатление, что они хотят, чтобы я уехала. Почему теперь кажется, что вы хотите мне помочь?

— Вы считаете гордость недостатком или достоинством, Селия Трамбле?

Удивленная вопросом, я отрываю взгляд от чашки, которая теперь почти касается моей руки. Я отдергиваю пальцы от подлокотника, и от чая исходит мягкий аромат цветов апельсина.

— Наверное, тоже.

— А что вы думаете о себе? Считаете ли вы себя гордой?

— Что? Н-Нет. Вовсе нет.

Хотя я никогда бы в этом не призналась, на самом деле я считаю себя совсем наоборот. А как же иначе? Только трехлетние дети боятся темноты, и даже тогда они не впадают в истерику, когда гаснут свечи. Они не разговаривают с призраками.

— Ну, тогда, — говорит Мила, — не нужно много воображения, чтобы понять, что даже у ушедших есть близкие, которых нужно защищать.

— Конечно, это так, но какое отношение все это имеет ко мне? — я сопротивляюсь желанию дико жестикулировать в сторону плавающего пепла, сосулек на камине, приглушенного серого света. — какое отношение все это имеет ко мне?

— Ну же, Селия. Все языки в нашем королевстве уже несколько недель болтают о невесте, и я бы на вашем месте не пила этот чай, — резко добавляет она.

Я испуганно моргаю и понимаю, что моя рука инстинктивно потянулась к странной маленькой чашке.

— Почему?

— Потому что это яд. — Она деликатно пожимает плечами, когда я с придушенным звуком отталкиваю чашку, проливая черную жидкость на столешницу. При соприкосновении она буквально прогрызает дерево крошечными, острыми как бритва зубами. — А вы думали, только ваше королевство затронуто этой напастью? — спрашивает Мила.

— Но я думала… извините, конечно, но поскольку все здесь уже мертвы…

Мила бросает Как Общаться С Мертвыми через всю комнату, и та больно ударяется о мои ноги. Тяжелая, реальная и тревожная.

— Пока вы находитесь в этом царстве, — серьезно говорит она, — вы принадлежите этому царству, а значит, должны быть очень осторожны. Пепел, чайник, яд — все это не так, как должно быть, а значит, наше царство больше не безопасно. Даже для Невесты.