Федаины разбили лагерь за смотровой грядой. Они были хорошо прикрыты. Они поставили палатки, разожгли костры и выставили охрану. Примерно в двухстах шагах от них на вершине холма, поросшего кустарником, расположились остальные воины, всадники, уланы и лучники. На дне небольшой лощины они разожгли слабо горящие костры, грелись у них и жарили быка. Они переговаривались приглушенным тоном и возбужденно смеялись. Они с тревогой поглядывали на фигуру на вершине сторожевой башни, очертания которой неподвижно вырисовывались на фоне горизонта. Те, кому выпало нести сторожевую или караульную службу, завернулись в куртки и легли, чтобы пораньше заснуть.
Федаины были утомлены экзаменами и волнением, связанным с их посвящением. По совету Абу Сораки рано утром они завернулись в одеяла для лошадей, которые привезли с собой, и попытались уснуть. За последние два дня они настолько привыкли к неожиданностям, что предстоящая битва их не особенно беспокоила. Некоторые из них сразу же заснули. Другие выпутались из одеял и принялись раздувать костры, которые уже почти погасли.
"Хвала Аллаху, мы закончили школу", - заметил Сулейман. "Ждать врага по ночам - это совсем другое дело, чем проводить дни, полируя задницу на каблуках и царапая карандашом на планшетах".
"Интересно, придет ли вообще враг", - волновался ибн Вакас. В школе он был одним из самых тихих и незаметных, но с приближением опасности в нем внезапно проснулась боевая лихорадка.
"Это было бы просто замечательно", - сказал Юсуф. "Вся подготовка и все волнения пропали бы даром, и мы даже не достали бы турка на расстоянии удара мечом".
"Будет еще интереснее, если после всех ваших трудов и усилий вы окажетесь на расстоянии удара мечом", - пошутил Сулейман.
"Наша судьба записана в книге Аллаха", - равнодушно заметил Джафар. Ему выпал жребий стать знаменосцем. Он старался подавить тщеславие, которое грозило проявиться в нем вместе с покорностью судьбе.
"Но было бы глупо, если бы мы так старались в школе, чтобы первый попавшийся дикарь мог с нами расправиться", - добавила Обейда.
"Трусы умирают тысячу раз, а храбрец - только один раз", - произнес Джафар.
"Ты считаешь меня трусом только потому, что я предпочитаю не умирать сразу?" сердито сказала Обейда.
"Перестаньте набрасываться друг на друга, - сказал Юсуф, пытаясь успокоить их. "Посмотрите на ибн Тахира, который смотрит на звезды. Может быть, он думает, что смотрит на них в последний раз".
"Юсуф становится мудрым человеком", - рассмеялся Сулейман.
В нескольких шагах от него лежал ибн Тахир, завернувшись в свое одеяло, и смотрел на небо.
"Как прекрасна эта моя жизнь, - сказал он себе. "Словно исполнение каких-то далеких мечтаний". Он вспомнил свое детство в родительском доме и то, как он слушал разговоры мужчин, собравшихся вокруг его отца. Они обсуждали вопрос об истинном халифе, ссылались на Коран, опровергали Сунну и шепотом говорили друг с другом о таинственном Махди из рода Али, который придет, чтобы спасти мир от лжи и несправедливости. "О, если бы он пришел при моей жизни", - мечтал он тогда. Он представлял себя его защитником, таким же, каким был Али для Пророка. Инстинктивно он продолжал сравнивать себя с зятем Мухаммеда. Он был самым ярым последователем Пророка, сражался и проливал за него кровь с самого раннего детства, но после его смерти его лишили наследства. Когда народ наконец избрал его, он был вероломно убит. Именно за это ибн Тахир полюбил его больше всего. Он был для него ярким примером, образцом, на который он больше всего старался равняться.
Как забилось его сердце, когда отец отправил его в Аламут, чтобы он поступил на службу к Сайидуне! Он слышал, что этот человек был святым и что многие люди считали его пророком. С самого начала что-то подсказывало ему: вот твой аль-Махди, вот тот, кого ты ждал, кому ты жаждал служить. Но почему никто не видел его? Почему он не посвятил их в федаины? Почему он выбрал своим посредником того беззубого старика, который больше походил на старуху, чем на мужчину и воина? До сих пор, до этого момента, ему и в голову не приходило сомневаться в том, что Сайидуна действительно находится в замке. В этот миг озарения его охватил ужас при мысли о том, что, возможно, он живет в заблуждении и Хасан ибн Саббах вовсе не в Аламуте, или его уже нет в живых. В таком случае во главе исмаилитов стоял бы Абу Али, и все члены совета и командиры имели бы с ним какое-то тайное соглашение. Абу Али - пророк? Нет, такой человек, как он, не может, не должен быть пророком! Может быть, они придумали Сайидуну, невидимого и неслышимого, именно для этого, чтобы не оттолкнуть верующих. Ведь кто захочет признать Абу Али верховным главнокомандующим исмаилитов?
Замок таил в себе великую тайну, и он это чувствовал. Ночью, в эту ночь, она стала тревожить его как никогда раньше. Будет ли ему когда-нибудь предоставлена возможность снять с нее завесу, посмотреть ей в лицо? Увидит ли он когда-нибудь настоящего, живого Саидуну?