Альбион и тайна времени

Как прекрасно приехать в Англию туристом, из окна автобуса увидеть кружево Вестминстера и мрамор Трафальгара, удовлетворить страстное желание постоять на мосту Ватерлоо, ничем не замечательном мосту, связанном в нашей памяти с сентиментально-популярным фильмом военного времени, постоять у гробниц владык и владычиц, перебирая в памяти освеженные перед поездкой страницы учебника истории средней школы, подивиться на торговые улицы; краем уха, от гида, услышать, что фунт стерлингов поднялся или упал на бирже, но не обратить на этот факт почти никакого внимания, ибо не тебя он касается; посмотреть по телевизору, с трудом разбирая слова, хотя всю сознательную жизнь по школьным и университетским программам учила этот язык, вечерний фильм о заброшенном доме с привидениями, куда приезжает молодая чета и где юной жене приходится стать жертвой черных сил, но в конце концов отвагой мужа все устраивается; замирая пройти по плитам Стратфорда, где якобы жил Шекспир, и, сев в самолет на обратный путь, точно знать, что Англия увидена, понята и даже, если кое-что почитать дома, касающееся Политики, экономики, культуры, можно написать очерк или даже серию очерков — этакие живые зарисовки с натуры с хорошим, добротным названием «На уровне гринвичского меридиана», или «Британские перемены», или несколько романтичнее и шире — «Туманный Альбион без тумана».

А тут — повседневная жизнь. Вестминстер видишь, лишь когда показываешь город заезжему гостю. Да разве вольным туристским взором глядишь на него? Торопишься, думаешь о чем-то будничном, постороннем, необходимом. Мост Ватерлоо служит элементарным ориентиром: «К врачу на прием нужно ехать в сторону моста Ватерлоо — от него налево». И даже вечерний фильм — попадаются среди них презанятные, особенно если с юмором, — чаще всего смотреть некогда. Зато уж политика и экономика страны, как говорится, в печенках у тебя сидят — все вокруг них здесь сосредоточено.

Буду писать книгу… А увидела ли я Англию? Неужели же нет. Столько дорог исходила, стольких людей повидала. Верно — исходила и повидала. Откуда тогда странные два чувства: первое — словно живу здесь уже тысячу лет, очень давно и очень одиноко, и тут же второе: кажется, только вчера приехала и от суеты, множества дел кругом идет голова. И я еще ничего здесь не видела. Какое же из них верно? Оба? Удивительно. Необъяснимо.

Зачем писать книгу, если об этой стране написаны тома историй и социологических исследований, журналисты, жившие здесь подолгу, непременно отмечали свое пребывание в Англии книгой. И отметят еще, ибо «нельзя объять необъятное». Зачем писать книгу о стране, из которой мечтаешь скорей уехать домой, язык которой учишь лишь по необходимости? Да к тому же мне представляется весьма скучной задача рассказывать советским людям, что за люди англичане. Возьми-ка с полки Диккенса, Голсуорси, Сноу, Гольдинга, Мердок, — куда интереснее и вернее, чем журналистские измышления, подкрепленные быстро стареющими фактами.

Во всяком случае, подлинно.

И чем больше уверяю себя в том, что ни к чему лирическому поэту, занятому своими темами, писать книгу об Англии, тем больше «наступает» на меня эта книга и требует к себе внимания и сил.

Бьет волна в меловые скалы западного побережья острова. Шторм утихает. Неужели земля? Напряженно смотрит большой сильный римлянин на белую полосу впереди.

— Альбион! — кричит он своим спутникам. — Альбион![1]

Все дальше в глубь острова продвигается римский отряд, встречая на пути встревоженных аборигенов.

— Альбион! — утверждают имя римляне, глядя на белобрысых жителей острова. — Альбион!

Смотрю в те дни из своего времени. Одно космическое мгновение — века событий, страстей, побед и поражений. Набеги данов, нашествие англосаксонских, германских племен, нормандцы… Божественное искусство Ренессанса, возникшее на развалинах Рима? Не так уж мало. Скорее, неизмеримо много. Распад Древнего Рима шел долгие века, и окончательная смерть его совпала с рождением новой — Британской империи.

Сегодня мир стоит перед задающей Британией. Сколь долог будет путь ее падения? Ныне время акселерации — все совершается много быстрее, чем прежде. Оставит ли нам падающая сила свой Ренессанс? Пока нет оснований для такого рода утверждений.

— Альбион! — провозглашал римлянин, неосознанно передавая свою эстафету.

— США! — хочет и не находит в себе сил произнести Англия. Дитяти уже не надобно материнского благословения.

Но — «что я Гекубе, что Гекуба мне»? Или мало мне своих забот?

А Британия не спрашивает, наступает из дверей и окон, подсовывает человеческие типы и характеры — один интересней другого, искушает историческими аналогиями, завлекает пейзажами.

Сдаюсь…