Алеет восток

– Там, на западе, за Балтийским и Северным морем, Англия, – говорю я, – где еще с 1943 года сидят тяжелые бомбардировщики Стратегического авиационного командования ВВС США. Ну еще и Англии, разница невелика. Не вы ли говорили, что «союзники ценят жизни своих солдат», – но знаете ли вы, какими методами это достигается? Когда-то война касалась лишь тех, кто носит мундир, но уже в прошлую Великую Войну стали нормой сознательные потопления госпитальных судов, расстрелы мирных жителей, бомбежки жилых кварталов и применение отравляющих газов. Уже тогда западные страны отбросили мораль во имя достижения максимальной эффективности ведения боевых действий. Не вы ли, Корней Иванович, говорили, что пусть союзники «нас вразумят, научат свободе и демократии». А вы знаете, какие у них методы вразумления – или вам рассказать?

Писатель предпочел промолчать. Ну что же, как известно, молчание – знак согласия, так что я продолжила методично разъяснять оппоненту его заблуждения.

– Прошедшая война показала, что столкновение сухопутных армий чрезвычайно кровопролитно. Солдаты окапываются, маскируются и отвечают огнём на огонь. Англичане и американцы решили, что лучше всего наносить удары по городам. Сотни и тысячи бомбардировщиков загружаются фугасными и зажигательными бомбами.

Пропорция и последовательность сброса тщательно продуманы – сначала фугаски, разрушающие дома и средства пожаротушения, затем зажигалки и напалм. Пожар охватывает многие кварталы и целые районы города. Возникает так называемый огненный шторм – восходящие потоки воздуха создают тягу, раздувающую огонь, как в мартеновской печи. В Гамбурге, Дрездене, Хиросиме, десятках других городов, выгорало всё, что могло гореть, вплоть до асфальта мостовых, плавились алюминий и медь, размягчались стекло и фарфор, от тел погибших на улицах и в развалинах оставалась лишь зола. Не было трупов для опознания и подсчета потерь, и не было выживших соседей или представителей местной власти, кто могли бы заявить о вашем исчезновении – оттого, точные цифры жертв таких бомбежек неизвестны до сих пор.

Ахматова, Гумилев и Чуковский смотрели на меня с удивлением – мой спокойный тон находился в категорическом противоречии с изложенным. Доченька классика детской литературы смотрела с неприкрытой злобой.

– Вы лжете! – крикнула Лидия Корнеевна.

– Лида! – попытался утихомирить ее отец.

– Прошу вас меня простить – наверно, я плохо объяснила, – вежливо извинилась я, мысленно радуясь реакции будущей диссидентки: сейчас эта дура дала мне повод перейти к более натуралистическому описанию, намного более доступному для гуманитариев, привыкших оперировать не столько цифрами, сколько образами.

– Укрывшиеся в бомбоубежищах, даже если до них не доходил пожар, задыхались от дыма, а если убежища были герметически закрыты, то люди сгорали там, как в духовке, – после вместо тел там находили кучки праха и расплавленные кусочки металла – бывшие монеты, пряжки, ключи. Но за океаном были довольны: ведь потери среди экипажей сбитых самолетов не сравнить с возможными потерями армии в сражении? В налетах участвовали, как я сказала, от нескольких сотен до тысячи бомбардировщиков, каждый нес до пяти тонн бомб и напалма – итого, максимально, пять тысяч тонн на город, который в Лондоне или Вашингтоне приговорили к смерти. Теперь же вы, наверно, слышали об изобретенных, к счастью уже после этой войны, атомных бомбах. Такую бомбу поднимает один самолет – а сила ее взрыва равна десяти, двадцати тысячам тонн тротила. То есть одна бомба, сброшенная на город, обеспечит тот же эффект, о котором я рассказала. «Сверхкрепости» с аэродромов Англии и Дании уже летают над Балтийским морем, пока над нейтральными водами, доходят до наших границ и поворачивают назад. Пока поворачивают – но если дойдет до «вразумления» нас, о котором вы говорили, они не отвернут.

Теперь во взглядах троих из четверых был настоящий страх – Чуковскому, Ахматовой, Гумилеву не составило труда представить описанное мной в Ленинграде. Винить их у меня не повернулся бы язык – я хорошо помнила свою собственную реакцию на немецкие материалы, с истинно германской дотошностью описывающие ход и последствия стратегических бомбардировок союзников. Это был настоящий ужас, ничем не уступавший кошмару гитлеровских лагерей смерти – вся разница была в технических средствах, аморальность же тех, кто применял подобные методы, по моему глубокому убеждению, была одинакова.