Алекс и я

Вернувшись в Университет Пердью после этой конференции, я была всё еще потрясена. Я зашла в лабораторию и услышала такое уже привычное приветствие Алекса «Come here» (‘иди сюда’). Он сказал это, как только я поравнялась с занавеской, отделявшей зону, в которой он сидел. Я открыла занавеску, а он был там и ждал меня. К своему приветствию он добавил слова, которые уже начал употреблять время от времени, – «I love you» (‘я люблю тебя’). Он научился этому выражению от студентов, которые с ним занимались. Я подошла к его клетке, он сидел наверху и демонстрировал радость по поводу моего возвращения. Он слегка расправил крылья, поднял лапу, чтобы пересесть на мою руку. «Спасибо, Алекс», – сказала я, когда он сел на руку. «Во что мы ввязались, дружище?» – сказала я. Он не выглядел встревоженным. Алекс с удовольствием чистил перышки.

К этому моменту мы с Алексом уже, конечно, установили определенный уровень доверительности. Мы часто проводили вместе по восемь часов в день. Но с самого начала «Проекта Алекс» я решила для себя, что метод тренировки и тестов, который я буду использовать с моим серым попугаем, должен быть жестким. Мои научные данные должны быть безупречны, они должны соответствовать стандартам и быть надежными. Я не буду слишком привязываться к объекту своих исследований. Опыт, полученный в ходе наблюдения за научными баталиями в духе конференции об Умном Гансе, привел к тому, что я стремилась построить как можно более сильный эмоциональный барьер (насколько это было возможно) между мной и Алексом. Это было необходимо, чтобы поддерживать степень надежности результатов на должном уровне независимо от того, какого труда мне это будет стоить. А это было действительно трудно.

На протяжении всей работы в Университете Пердью (более семи лет) мы с Алексом скитались: переносили наши вещи из одной временной лаборатории в другую, постоянно искали более просторное место для исследований. Нам так и не удалось найти его. Был забавный «библейский» аспект в наших скитаниях. Мы пережили не одно затопление лаборатории, когда приходилось спасать среди ночи напуганного до смерти Алекса. И еще нашей «чумой» были тараканы, это было просто ужасно. В какой бы лаборатории мы ни находились, в соседнем помещении обязательно были тараканы, и эти помещения были обработаны специальными химикатами. Мы же, чтобы не отравить Алекса химикатами, не могли сделать подобного. В результате наша лаборатория становилась просто раем для тараканов, бежавших из соседних помещений. Каждую неделю мы пылесосили шкафы и ящики стола, чтобы убрать их, пол мы опрыскивали алкоголем. Вокруг клетки Алекса мы наклеивали стикеры, чтобы попытаться поймать этих тварей. Это не всегда было эффективно. Иногда по утрам у Алекса в поилке оказывались тараканы. Он не любил этого так же, как и мы.

В 1979 году пришли новости по поводу гранта от Национального научного фонда, грант немного стабилизировал нашу ситуацию с финансовой точки зрения, поскольку я, наконец, получила настоящую должность: младшего научного сотрудника на год. Наше с Алексом положение стало постепенно проясняться. Я начала выступать с презентациями по результатам исследований на местных и государственных заседаниях исследователей поведения животных. Грант от Национального научного фонда был продлен еще на один год. В 1981 году в немецком журнале вышла моя большая статья. Что касается реакции моих коллег, она была достаточно вялой. Однако она предвосхитила общественное признание: сначала в журнале Omni, потом в New York Times моему исследованию была посвящена небольшая полоса, потом последовала небольшая заметка в популярном журнале Science 82, а также местная телекомпания выпустила небольшой сюжет об Алексе. Всё больше людей на кафедре хотели поддержать наши «пограничные» исследования и идеи, но всегда были и недоброжелатели. Впереди нас ждали сюрпризы, но мы двигались в правильном направлении. Мы вместе, Алекс и я, обязательно покажем им, что на самом деле значит обладать птичьими мозгами.

Мое исследование показывало, что Алекс корректно присваивал названия (labels) предметам. Раньше считалось, что птицы не обладают подобными способностями. Мы с Алексом продемонстрировали, что он мог правильно использовать наименования цветов, хотя предполагалось, что и такими способностями он обладать не может. Он правильно пользовался словом «нет», что, как считалось, он тоже не должен уметь.