Алекс и я

В ходе проведения тестов мы использовали наборы из его «игрушек», которые выкладывали на поднос и сопровождали тесты следующими вопросами: «Какой предмет зеленый?» (‘What object is green?’), «Из какого материала голубой треугольный предмет?» (‘What matter is blue and three-corner?’), «Какой формы предмет фиолетового цвета?» (‘What shape is purple?’), «Сколько четырехугольных предметов из дерева?» (‘How many four-corner wood?’). Первое время Алекс отвечал правильно: «ключ» (‘key’), или «дерево» (‘wood’), или «шерсть» (‘wool’), или «три» (‘three’) и так далее. Но через какое-то время он начинал капризничать. Он говорил «зеленый» (‘green’) и тянул за зеленый войлок, и в результате практически все предметы падали с подноса. Или он говорил «поднос» и начинал кусать поднос. Порой он ничего не произносил и внезапно начинал чистить перья. Или поворачивался ко мне спиной, смысл этого жеста был очевиден. Однажды Алекс выхватил поднос у меня из рук, бросил его на пол и сказал: «Wanna go back» (‘Хочу назад’). Это означало: «С тестами на сегодня я закончил. Отнеси меня в клетку».

Но как можно было винить Алекса за такое поведение? Все объекты, которые мы ему показывали во время тестов, были ему знакомы. Он отвечал на подобные вопросы десятки раз, а мы всё продолжали спрашивать его, потому что нам была нужна статистика его ответов. Скорее всего, Алекс думал: «Я уже отвечал на этот вопрос» или «Это становится очень скучным». Он был похож на способного ребенка, который, учась в школе, не видит для себя интересных задач и проводит время, усложняя жизнь своим учителям.

Иногда Алекс выбирал другой способ, чтобы поиграть с нами. Например, мы спрашивали его: «What color key?» (‘Какого цвета ключ?’). Он отвечал, называя все цвета предметов, которые были. Пропускал он лишь правильный цвет – ответ на наш вопрос. Со временем он становился всё более искусным в том, чтобы доводить нас, вместо того чтобы давать правильные ответы, ответы, которые он, безусловно, знал. Мы были абсолютно уверены, что он не ошибается, потому что со статистической точки зрения вероятность того, что Алекс назвал все другие цвета, кроме правильного, была близка к нулю. Эти наблюдения не научного толка, но они многое объясняют – показывают, что происходило в голове Алекса, как сложно были устроены его когнитивные процессы. Не знаю, как можно было бы объяснить его поведение. То ли он так поступал, чтобы развлечься или подшутить над нами, не могу сказать точно. Безусловно одно – он делал что-то, выходящее за рамки рутины – простых ответов на наши вопросы.

Мы становились всё более изобретательными в постановке задач для Алекса – в стремлении не дать ему заскучать. Иногда нам это удавалось, порой – нет. В конце концов мы все-таки получили ответ на вопрос «Понимает ли Алекс то, о чем говорит?», подкрепленный статистическими данными. Да, он понимал это. Его способность к пониманию находилась на том же уровне, что и способности шимпанзе и дельфинов. Очень высокое достижение для существа с маленьким мозгом.

Алексу стало скучно при выполнении еще одной задачи, которую я перед ним поставила, а именно при изучении понятий «same» (‘одинаковый, сходный’) и «different» (‘разный, отличающийся’). К моменту, когда я начала проводить тесты, чтобы выявить способность Алекса к формированию и применению этих понятий, ученые, тестировавшие те же способности у обезьян, полагали, что шимпанзе находятся на уровне их понимания, близком к человеку. Таким образом, получается, что в иерархии понимания понятий same» и «different» низшие обезьяны находятся ниже человекообразных, ну а птицы… их способности в этом отношении даже не рассматривались.

Понятие о сходстве / отличии довольно сложно с точки зрения лежащих в его основе когнитивных процессов. Мы научили Алекса пользоваться такими категориями, как «цвет» и «форма». Используя эти категории, мы приступили к освоению понятий «same» (‘одинаковый’) и «different» (‘разный’). Когда Алексу показывали пару объектов, таких как зеленый четырехугольный кусок дерева и голубой четырехугольный кусок дерева, правильный ответ Алекса на вопрос «What’s same?» (‘Что одинаковое?’) и «What’s different?» (‘Чем отличается?’) был бы «shape» (‘форма’) и «color» (‘цвет’) соответственно. Правильный ответ заключался в том, чтобы назвать категорию в целом, а не конкретный цвет предмета. Чтобы ответить на вопрос правильно, Алексу приходилось принимать во внимание несколько характеристик двух объектов, четко понять, по какому показателю их требуется сравнить, вынести суждение и потом предоставить мне звуковой ответ. Непростая задача для мозга птицы.