Алекс и я

Несколько дней спустя я обсудила эту ситуацию с моим другом-лингвистом. Он сказал: «Это похоже на элизию (elision) – “выпадение” или “выдавливание” звуков на границе двух слов». Эта замысловатая техника позволяет присоединять друг к другу части слов для создания нового слова. Алекс мог подумать, что вкус яблока напоминает вкус банана. И безусловно, яблоко выглядело как большая вишня (мы давали ему красное яблоко). И если соединить «banana» (‘банан’) и «cherry» (‘вишня’), то получится «ban-erry» (‘бан-ишня’).

Сделал ли Алекс это осознанно? Безусловно, нам казалось, что да. Однако намеренное использование слов животными – животрепещущая тема, доказать это достаточно сложно. Алекс «играл» со звуками, в особенности в моменты изучения новых слов, и делал он это вечером, когда оставался один. С другой стороны, новые звуки, произносимые Алексом, были бессмысленными. И до этого момента Алекс не произносил свое «banerry» ни в одной тренировочной сессии с предметом «яблоко», ни в какой-нибудь неформальной ситуации. Действительно, казалось, что это некоторый творческий подход, который использует птица, и раньше никто из ученых подобного не наблюдал. Не могу сказать, что Алекс перестал использовать свой подход и решил, что яблоко он будет называть именно так и что он не собирался менять своего решения. Этот исключительный опыт должен был остаться между нами – мной и Алексом.

Я написала исходное предложение по «Проекту Алекс» весной 1977 года, и, надо сказать, мои исследовательские задачи выглядели весьма амбициозно. Я утверждала, что попугай жако сможет выучить названия объектов (labels), освоить категории, понятия, цифры за три года. Я также утверждала, что он сможет осуществлять двунаправленную коммуникацию с человеком, а также у него будет понимание того, что он делает. Однако должна отметить, что каждый раз, когда я ставила перед Алексом новую задачу, он реагировал так, как я не ожидала от него (у него ведь были птичьи мозги). Я, как и любой родитель, который с замиранием сердца следит за развитием своего ребенка, наблюдала за каждым новым этапом развития Алекса, как родитель наблюдает за тем, как ребенок ползает, начинает ходить или говорить.

По мере того как росло количество опубликованных мною научных работ и наши с Алексом опыты привлекали всё больше внимания в научных кругах, я стала постепенно замечать, что начинаю получать признание. Меня уже перестали воспринимать как «ту женщину, которая говорит с попугаем». Постепенно ко мне стали серьезно относиться в научных кругах. Однако хор голосов в научном сообществе, говорящий «да, этот попугай лишь повторяет» или «да, он просто следует ее намекам», отчетливо звучал в моей голове. По крайней мере, именно такое мнение у меня было о реакции на мои исследования в научной сфере. Мне постоянно приходилось доказывать, что Алекс, имея маленький объем мозга, обладает развитыми когнитивными способностями, а не просто механически повторяет за мной или делает нечто подобное. Одно из утверждений, опровергнуть которое стало вызовом для меня, – «Да, он может корректно произносить слова (labels), это звучит убедительно, но понимает ли он то, что говорит? Понимает ли он тот звуковой шум, который издает?»

Я провела сотни часов, работая с Алексом, и мне было совершенно очевидно, что он действительно понимал, о чем говорил. Простой пример – если Алекс говорил: «Хочу виноград», а вы давали ему банан, он бросал кусочки банана и упорно повторял: «Want grape» (‘Хочу виноград’). Он не прекращал произносить эту фразу, пока вы не давали ему виноград. Если бы вы общались с ребенком, то вы бы приняли тот факт, что ребенок хочет виноград, а банан его не устроит. Но этот подход не был бы научным. Наука «любит» цифры. Научный подход требует постоянного проведения тестов. Порой требуется провести до 60 тестов и более, и лишь после этого ученый имеет право делать выводы, именно тогда его ответы на поставленный вопрос становятся легитимными, получают «статистическую достоверность». В этом случае ученые принимают тебя и твои исследования всерьез. Бедный Алекс – ему пришлось пройти через огромное количество тестов.

Несколько лет спустя, во время пребывания в Северо-Западном университете, моя временная работа переросла в постоянную и растянулась на шесть с половиной лет. И мы перешли к проведению серии строгих тестов, проверявших способность Алекса к пониманию. Как ученый я могу констатировать, что он успешно прошел каждый тест, и перейти к описанию следующего этапа нашей общей с Алексом истории. Но то, как Алекс проходил тестирование, позволяло нам понять, как функционируют его умственные способности, пусть это не всегда можно было обосновать с научной точки зрения.