Алекс и я

Я аккуратно посадила Гриффина на стол. Алекс прервал свое занятие, посмотрел на Гриффина, заклокотал, как бы говоря: «не отвлекай меня от того, что я делаю», и медленно стал приближаться к Гриффину, взъерошив перья. Выглядел Алекс угрожающе, и его намерения были очевидны: он пошел в атаку. Я быстро схватила бедного Гриффина, чтобы спасти его от надвигающейся опасности. Мне пришла в голову мысль, что, может быть, лучше было принести Алекса на «территорию» Гриффина, нежели вторгаться к

Алексу. Но сейчас было уже слишком поздно и, возможно, опасно пытаться снова. После этого инцидента Алекс расположился в центре стола, центре его «владений», чистил перышки, и вид у него был довольный. Нам пришлось смириться с тем, что между Алексом и Гриффином не сформируются детско-родительские отношения и что Алекс не возьмет Гриффина «под свое крыло».

Безусловно, серым попугаям, особенно таким доминантным, как Алекс, присуща территориальность. Он не радовался присутствию на своем столе ни Ало, ни Кио. В случае, если они все-таки оказались бы на его столе, началась бы битва, не вмешайся кто-нибудь из нас вовремя и не помешай этому. Также, как выяснилось, Алекс не жаловал игрушку, похожую на серого попугая, которая издавала такие же звуки, как попугай. В середине 1990-х было повальное увлечение игрушками, которые повторяли несколько последних произнесенных вами звуков или слов. Студентка, окончившая университет, принесла один из вариантов такой игрушки в лабораторию. Она поставила ее на стол Алекса, и Алекс повел себя с ней так же, как и с бедным Гриффином. Он медленно подошел к игрушке, взъерошив перья, голова выставлена вперед, клюв в угрожающем положении, издавая характерный клокочущий звук. Конечно же, игрушка повторила этот звук и заклокотала в ответ, что еще больше разъярило Алекса – он готов был порвать ее в клочья. В итоге игрушку убрали и больше не показывали в лаборатории.

Не все игрушечные птицы провоцировали такого рода реакцию. Некоторые становились спусковым крючком для выражения «первобытной» агрессии, другие – нет. После программы с участием Алекса, вышедшей на местном телеканале, кто-то прислал ему игрушечного попугая, который пел, если нажать на кнопку. Мы подвесили его около стола Алекса, и он его совершенно игнорировал.

Спустя неделю он внимательно посмотрел на подвешенную к его столу игрушку-попугая и сказал: «You tickle» (‘Пощекочи’). Он наклонил голову к игрушке, как он обычно наклонял голову к руке студента, который почесал бы его шею. Конечно же, ничего не произошло – игрушка не стала его щекотать. Прошло несколько секунд, Алекс посмотрел на нее и сказал: «Ты, курица!» – и раздраженно отошел от нее. Студенты иногда говорили Алексу «You turkey!» (‘Ты, курица!’), – когда он делал какие-то глупые вещи. Очевидно, он научился использовать этот резкий эпитет без какой-либо тренировки.

Бернд Хейнрих (Bernd Heinrich), профессор зоологии в Университете Вермонта, вышел на пенсию. Его научной страстью были врановые. Хейнрих и я были одинаково увлечены постижением интеллекта птиц. Однажды, в конце 1990 года, он решил подвергнуть сомнению широко распространенное убеждение о том, что вороны обладают исключительными умственными способностями. Хейнрих привязал кусочек мяса к концу веревки длиной около 30 дюймов. Другой конец он прикрепил к горизонтально расположенной ветке дерева. Этот эксперимент он проделывал на своем участке рядом с домом. Он сел наблюдать за тем, как птицы решат эту задачу обеспечения себе доступа к мясу. (Мясо было вяленым, поэтому они не могли оторвать кусочек и улететь.)

Через некоторое время прилетел ворон, сел на ветку рядом с веревкой, наклонился, взял веревку в клюв, поднял ее, зажал получившуюся петлю лапами таким образом, что она находилась между его лапами и веткой. Птица повторяла эту операцию около десяти раз, пока не добилась того, что мясо можно было достать. Далее она посмотрела на Хейнриха. Всё выглядело так, как будто птица оценила ситуацию, выработала план по добыче мяса и претворила его в жизнь. Никакой ошибки, никакой тренировки для достижения этого результата. Птица не улетала с добытым ею мясом, даже когда Хейнрих пытался спугнуть ее. Очевидно, она понимала, что мясо надежно привязано.

Это испытание показалось мне элегантно исполненным, и должна признать, что во мне возобладал дух соперничества на ниве изучения интеллекта птиц. Я подумала: если вороны Хейнриха достаточно умны, чтобы воспроизвести подобное, то как себя покажут попугаи жако? Вскоре после того, как работа Хейнриха вышла из печати в 1995 году[4], я поставила в лаборатории такую же задачу перед моими питомцами. Я учитывала вкусы серых попугаев и решила использовать их любимый колокольчик, а не мясо. Я посадила Кио на жердочку, он посмотрел вниз на привязанный колокольчик и потом сделал то же самое, что и ворон – использовал клюв и лапы, чтобы постепенно притянуть колокольчик к себе. 1:0 в пользу попугаев жако.