Алекс и я

Через несколько месяцев, когда стало известно, что я могу остаться в Медийной лаборатории еще на некоторое время (сверх тех двух лет, что я там провела), будущее начало казаться еще более многообещающим. Было еще много вещей, которые предстояло решить: например, получу ли я ставку профессора или со мной подпишут контракт на длительный срок как с ученым-исследователем. Для меня это время было весьма непростым. Я ведь должна была знать до конца 2001 года, когда закончится мой отпуск и мне нужно будет вернуться в Тусон. Поэтому на август я уже договорилась об аренде двух грузовиков для переезда. С одним была договоренность в Бостоне на случай, если мне придется везти вещи назад в Тусон, а с другим – в Тусоне, если мне придется остаться в Бостоне и мне там потребуются мои вещи.

В конце концов со мной как с ученым-исследователем подписали долгосрочный договор на пять лет, я получила финансирование моего проекта в той мере, в которой мне требовалось. Действительно, вышло так, что мне пришлось отказаться от работы в штате и стать фрилансером. Но о лучшем нельзя было даже мечтать. У меня были все возможности продолжить свои исследования когнитивных способностей животных, которыми я занималась на протяжении многих лет, а также я могла открыть для себя и привлечь новейшие технологии для своих опытов. И мне совершенно не нужно было беспокоиться о финансировании. И мы с Алексом будем вместе!

Через три месяца, в середине декабря 2001 года, я узнала, что оказалась среди тридцати человек, которые остались без работы: их проекты в Медийной лаборатории были закрыты. Уже давно сгущались тучи и нависала угроза над финансированием лаборатории. Год назад индекс развития тяжелых технологий (NASDAQ index) достиг своего максимума, а затем стал катастрофически снижаться, предвещая крах «пузыря», созданного за счет усиленного использования dot com-технологий. Потом случилось 11 сентября 2001 года[7], еще больше усугубившее экономические проблемы. Корпоративные спонсоры больше не могли оказывать лаборатории ту поддержку, что раньше.

Когда два года назад я приехала в лабораторию, она была на пике своих финансовых и технологических возможностей. Будущее виделось мне полным безграничных возможностей для исследований. А отныне у меня вообще не было работы и негде было продолжать исследования с Алексом и его друзьями.

Задолго до того, как я узнала, что остаюсь без работы, уже возникали проблемы с размещением моих птиц. В сентябре я перевезла Алекса и Гриффина в Ньютон, пригород Бостона, чтобы они могли жить в доме Марго Кантор (Margo Cantor). Сын Марго был одним из тренеров Алекса в Медийной лаборатории, Марго любезно согласилась присмотреть за птицами, пока мы peшали вопросы с размещением. Варт же переехал в Нью-Йорк и жил в квартире моей подруги Мэгги Райт (Maggie Wright). Предполагалось, что такое размещение моих питомцев будет временным и продлится не больше нескольких недель, прежде чем мы найдем для них новое место. А сейчас у меня не было ни малейшего представления, когда и куда их перевезти, где найти деньги на наши исследования и на что жить мне самой.

Глава 8 Новые горизонты

Алекс был несчастен и зол. Марго Кантор и ее муж Чарли (Charlie Cantor), приютившие Алекса и Гриффина в своем доме в Ньютоне, обращались с Алексом наилучшим образом. Алексу очень нравился Чарли, а Гриффин очень привязался к Марго. Но Чарли и Марго весь день не было дома, и попугаи целый день оставались одни, запертые в клетках. Они оказались как раз в той ситуации, от которой я предостерегала владельцев попугаев, настаивая на том, что нельзя допускать подобного в отношении своих питомцев. Всё свое время я проводила в Массачусетском технологическом институте: писала статьи, постоянно подавала заявки для получения рабочей ставки и пыталась найти небольшое помещение для лаборатории, чтобы перевезти туда своих питомцев.

Каждый день я преодолевала расстояние в 13 км, приезжая из Кембриджа в Ньютон. Я старалась быть радостной и бодрой, когда посещала своих питомцев, но настроение у меня было мрачным. Алекс очень часто поворачивался ко мне спиной, демонстрируя свое недовольство и стремясь наказать меня за то, что я оставила его. Порой он отказывался выходить из клетки. Это было так не похоже на него. Я оставалась с попугаями до шести вечера – времени, когда Марго возвращалась домой. Потом я снова шла в лабораторию, напряженно работала там на протяжении еще нескольких часов. Оба они, и Алекс и Гриффин, были очень подавлены в этот наш период жизни. То, что они переживали стресс, проявлялось в само-ощипывании. Их временное пребывание у Марго (я предполагала, что они проживут у нее несколько недель) растянулось на пять месяцев.