Алекс и я

Я начала искать новое место для проведения опытов еще до того момента, как мне нужно было оставить Медийную лабораторию. То помещение, в котором мои птицы находились и которое делили вместе с Беном и Спенсером, понадобилось для других проектов. Мне повезло, Боб Секулер (Bob Sekuler), мой друг и специалист по физиологии зрения из Северо-Западного университета, который в тот момент работал в Брандейском университете, предложил мне помочь устроиться там. Брандейский университет располагался недалеко от Медийной лаборатории. Мне удалось получить помещение для своей лаборатории, его лишь нужно было покрасить, и после этого оно было готово к использованию. Я могла пользоваться им до тех пор, пока платила арендную плату.

К тому моменту, как у меня появился лаборант и несколько студентов, занимающихся исследованиями совместно со мной, мой годовой долг за арендную плату Университету Брандейса достиг 100 тысяч долларов. У меня была ставка в университете, но она не предполагала выплату зарплаты, не было исследовательского гранта. Поэтому счета приходилось оплачивать Фонду Алекса. Сбор средств в пользу фонда стал моей постоянной жизненной задачей. Но, по крайней мере, у меня было место, где я могла продолжать работу.

Алекс и Гриффин переехали в Брандейс в середине января 2002 года, Варт же присоединился к нам немного позже. Он уже привык быть главным. Моя подруга Мэгги много работала дома, и Варт жил у нее в компании самочек жако. Он доминировал в стае на протяжении пяти месяцев, а сейчас, когда он присоединился к Алексу и Гриффину, ему снова пришлось привыкать к нижней ступени иерархической лестницы.

С пространством в нашей лаборатории было по-прежнему напряженно: мы располагали комнатой размером в 4–5 квадратных метров. В ней разместились три больших клетки, шкафы, книжные полки, небольшой холодильник, раковина, насесты для птиц, рабочее место (стол с компьютером) лаборантки. В общем, расположились все достаточно плотно. Последний штрих к этой картине – парочка студентов, тренирующих попугаев, сидя рядом с ними. Однако, к счастью, моей лаборанткой с 2002 года и на протяжении последующих лет была Арлин Левин-Роуэ. Арлин была не только великолепным организатором, человеком, естественно чувствовавшим себя рядом с птицами, но одним из самых добрых и выдержанных людей, которых я знала. Наша работа в лаборатории едва ли была бы столь гармоничной, не будь в нашей команде Арлин.

Теснота лаборатории очень влияла на моих пернатых подопечных. Особенно страдал Алекс. В Тусоне каждый попугай находился в отдельной комнате, там с ним занимались, проводили тесты, и там же он отдыхал ночью. А сейчас все птицы были вместе, и пространство для сна и отдыха у них стало общим. Даже в условиях Медийной лаборатории, где общая комната была маленькой, с большим количеством людей, мне было предоставлено отдельное помещение для отдыха моих попугаев. Сейчас же у них была всего одна и та же комната для тренировки, проведения тестов, отдыха и сна. Алекс, который всегда ощущал себя боссом лаборатории, в этих условиях стал доминировать надо всеми еще больше. Он был «главным в кампусе», и он доводил эту информацию до всеобщего сведения.

Он подвергал испытаниям студентов, которые только начали с ним заниматься, высказывая им свои постоянные просьбы. Он говорил «хочу кукурузу», «хочу орех», «хочу на плечо» и так далее. Он убеждался, что новый человек знает его основные «словечки». Алекс всегда так поступал, но сейчас он делал это более настойчиво, чем раньше. Он также пытался перехитрить новых студентов и получить дополнительную, не причитающуюся ему порцию кукурузы днем, после того, как он уже съел свою дневную норму. Его стремление быть самым главным проявлялось в полную силу, когда мы пытались проводить с Гриффином тесты на понимание названий предметов и понятий. В Тусоне у Алекса не было столько возможностей вмешиваться в учебный процесс, сейчас же он это делал постоянно. В тех случаях, когда Гриффин сомневался в ответе, Алекс подходил к верху своей клетки и свистел с дальнего конца комнаты. Он периодически издавал громкие звуки из своей картонной коробки-гнезда.

Если же Гриффин неразборчиво произносил ответ на вопрос, Алекс делал ему замечание, говоря: «Произнеси четче». Если я спрашивала Гриффина: «Какого цвета?», Алекс мог вклиниться со словами: «Нет, ты скажи мне, какой формы». Иногда Алекс давал неправильный ответ, таким способом еще больше запутывая бедного, сбитого с толку Гриффина. Алекс, мягко говоря, был нашей головной болью. Варт тем временем с удовольствием проводил время в своей клетке, занимаясь с игрушками.