Алекс и я

Если возникает ощущение, что я как бы отсутствую при рассказе обо всех этих мемориальных заметках, то так оно и было в действительности, поскольку с каждой вновь выходившей статьей я начинала осознавать утрату, а друзья упорно отправляли мне такие статьи. Я же позволяла этой новости заполнить всё мое существование. Да, передо мной стояла задача – каждый день, вновь и вновь сталкиваясь с этим, выживать. Каждый день я давала интервью, была занята работой в лаборатории и в то же время с трудом могла воспринимать произошедшее – то, о чем говорилось в выходивших заметках. На протяжении многих лет я надеялась на то, что достижения Алекса будут признаны в полной мере. И вот в момент, когда это произошло, я не могла осознать это и оценить должным образом. По крайней мере, это не могло произойти мгновенно.

Спустя неделю после того, как Алекс покинул меня, в New York Times вышла третья статья. «Алекс “хотел крекер”, но действительно ли он его хотел?» Джордж Джонсон (George Johnson; ведущий научный публицист) прекрасно описал исследование, сделав акцент на вопросе о преднамеренности высказываний Алекса, что отражено в названии статьи. В США публикация в Times означает общественное признание, будь то политика, искусство или наука. Алекс же «появлялся» на страницах этого издания три раза в течение недели с момента объявления о его кончине. Да, подумала я, может быть, в этом есть какой-то смысл?

Еще через несколько дней мне позвонила подруга. «Айрин, – начала она, – ты не поверишь, об Алексе написали в The Economists И подруга была права. Я действительно не могла этому поверить. The Economist, пожалуй, самый известный и влиятельный журнал в области политики, финансов и бизнеса. Каждую неделю он публикует некрологи, посвященные смерти выдающихся людей. 20 сентября 2007 года место такого исключительного существа, смерти которого посвятили некролог, стал Алекс. В статье говорилось буквально следующее: смерть Алекса положила конец «исследованию, длившемуся на протяжении всей жизни этого пернатого существа и посвященному изучению тех его возможностей, которыми, как считалось ранее, обладают лишь приматы». Далее в некрологе говорилось: «К концу исследования умственные способности Алекса находились на уровне пятилетнего ребенка, но свой потенциал этот попугай не успел реализовать в полной мере». Как это верно сказано и сколько в этом трагизма – не реализовал свой потенциал!

Если вспомнить, что за несколько недель до некролога, посвященного Алексу, в The Economist вышли некрологи, рассказавшие миру о смерти Лучано Паваротти, Ингрид Бергман и леди Бёрд Джонсон, понимаешь, как велика была оказанная ему честь.

В дни и недели, последовавшие за смертью Алекса, меня захлестнуло настоящее цунами – огромное количество сюрпризов, что происходили вокруг, неожиданные чувства, меня обуревавшие. И это в те дни, когда я занималась сугубо практическими вещами – отвечала на телефонные звонки, договаривалась о встречах, и в большой степени такое количество дел у меня было именно благодаря масштабу личности Алекса. В голове стучали неотвязные мысли: «Что станет с лабораторией? Как быть с моим исследованием? Что будет со всем тем, что мы создали? Что будет со мной?»

Меня захватил водоворот, скорость засасывающей меня воронки всё увеличивалась, как в фантастических фильмах. Однако этот образ водоворота всё же не мог передать того хаоса, в который превратилась моя жизнь или, вернее, то, что я доселе о ней думала.

Слово «сюрприз», несмотря на свою обыденность, наиболее точно передает мои тогдашние ощущения от происходящего. Горе, чувство утраты, покинутости – всё это терзало меня. Мое сердце, моя душа разрывались от того, что со мной больше нет моего «коллеги» весом менее килограмма, который был рядом на протяжении тридцати лет.

Я даже не могла представить той интенсивности страданий, которые меня охватят. На протяжении многих лет огромный запас любви и заботы был умело скрыт и надежно заперт. Теперь этот эмоциональный заслон вдруг прорвало. Освободившийся поток эмоций вдруг вырвался на свободу и смёл всё на своем пути, все доводы рассудка. Я никогда не испытывала такой боли, никогда не проливала столько слез. И надеюсь, что больше никогда со мной подобного не случится.