Алексадр Золотая Грива 2

Всё произошло так быстро, что второй не сумел уклониться от падающего тела, да и кусты кругом, прыгать некуда. Оба валятся на тропу. Александр выхватывает меч. Сверкающее лезвие чертит полукруг, замирает на мгновение … острый, как бритва, клинок без труда пробивает обоих насквозь. Надо пошевеливаться, эти двое наверняка не последние желающие поживиться за чужой счёт. Быстро шагает по едва заметной тропинке, заросли обрываются небольшим пляжем. Голый, лишённый листвы тополь торчит из песка, словно высохшая рука утопленника - серая, бугристая и страшная. Рядом подозрительная куча хвороста, кое-как присыпанная песком. Лодка!  Тянет к воде, но лодка даже не пошевелилась. Тянет ещё раз, со всей силы, аж белые огоньки в глазах засверкали, в лодке что-то громко затрещало – бесполезно. Выругался, ладонь ложится на рукоять меча. Затрещали кусты. Выбегает священник, в одной руке посох, другой прижимает две здоровенные дубины. Александр решил, что это оглобли, но догадался – это вёсла.  

- Почему лодка не в воде? За теми двумя, что валяются на тропе, бегут десять! – рявкнул святой отец.

- Твою лодку с места не сдвинешь, как приросла к земле, - недовольно буркнул Александр.

Вёсла тяжело падают на песок, священник заглядывает за корму.

- Ну конечно, обойти и посмотреть не догадался, - бормочет он, - я ж её колом к земле прижал, чтоб водой не унесло при разливе. А ну… что-то тут не так…

Хватает обеими руками, дёргает. Раздаётся треск, священник выпрямляется со сломанной палкой толщиной в руку.

- Здоровый ты, Грива, просто кабан, - покачал головой Анатолий, - кол изломал, наполовину выдрал … Я с ним полдня возился! Берись с того краю, потянем!

Грести на большой и тяжёлой лодке трудно, а против течения вдвойне. Несмотря на холод и пронизывающий ветер, быстро разогрелись, стало жарко. Александр не выдержал, сбросил тёплую одежду, остался в одной рубахе, священник снял шкуры. Сразу полегчало и грести начали так хорошо, что не заметили, как приблизилась коса и днище заскребло по мелководью. Вышли на берёг. Анатолий внимательно осмотрел мёртвый город, частокол, задержал взгляд на громадном чёрном пятне пожарища.

- Ну, где будем располагаться?

- Вон там. В землянке этого … Лапоты!

К вечеру землянка хорошо протопилась. За плотно закрытой дверью воет холодный ветер, идёт колючий снег. Темно, пусто, страшно, как на заброшенном кладбище. Снежинки летят часто, забивают всё ямки, щели, ровняют землю к приходу настоящей зимы. Чёрная корка застывшей грязи превращается в белое покрывало, под ним прячутся до вёсны остатки пожарища, следы людей и животных. Тьма и холод укутывают землю, жизнь замирает.

- Так как ты оказался здесь? – спросил Александр священника.

- Бог послал, - ответил Анатолий. – Я долго путешествовал по дорогам империи, проповедовал слово Божие. В глухомани, в забытых Богом углах меня слушали, давали кров и хлеб. В городах отворачивались. Сказывали, что у них есть свои церкви, там красиво говорят, отпускают грехи за скромное подношение. А я говорю коряво, грубо и вообще, кто я такой, чтобы учить их. В одном городе, не помню название, я пришёл в храм поклониться святым мощам. Меня не пустили, приняли за нищего. Какой-то послушник вытолкал взашей, велел прийти позже. Я не стал перечить. Вышел за ограду, прилёг на траву…

… проснулся от сильного удара под рёбра. Задохнувшись от боли, застонал, скрутился калачиком, бессознательно закрыл голову руками. Сверху раздался неприятный скрипучий голос:

- Вставай, урод, время работать. Твоё место там, за забором.

Открыл глаза. Злое полуденное солнце ослепило. Торопливо отполз, ожидая следующего удара, закрылся ладонями. Мелькнула тень, послышался хрусть гравия, затихающий звук шагов. Осторожно опустил руки. Видит удаляющуюся спину того самого послушника, что давеча выгнал из храма. Пройдя несколько шагов, остановился. Маленькая голова с тонким пучком волос на затылке медленно повернулась, бегающие глазки замерли на Анатолии. Послушник указал пальцем на дорожку, идущую от ворот к храму. По обеим сторонам уже рассаживаются нищие. Анатолий подошёл ближе. По дороге бредут те, кто зарабатывает на жизнь подаянием. Идут медленно, вяло переругиваясь на ходу. Порыв горячего ветра принёс тяжёлый запах гнили, мочи и разлагающейся плоти. Уроды самого отвратительного вида, покрытые язвами и коростой, вонючие до тошноты, деловито усаживаются на самом верху каменной лестницы, что ведёт к дверям храма. Те, что попроще, внизу. Бросились в глаза двое, что сели друг против друга и старательно корчат жалобные рожи. Один паясничает, второй отмечает недостатки, делает замечания. Репетируют! Анатолий подходит ближе. Тяжёлый запах усилился, а тут ещё солнце печёт так, словно желает огнём выжечь всю нечисть, но силёнок не хватает. Кто-то трогает за плечо, раздаётся голос:

- Новенький? Тебе здесь нельзя, надо сначала договориться с Крюком.