Алексадр Золотая Грива 2

- Каким ещё крюком? – обернулся Анатолий и едва не вскрикнул – перёд ним стоит настоящее страшилище, человек-зверь! Ниже на полголовы, кривоногий, коренастый и весь покрыт шерстью, но самоё страшное – лицо. Оно всё заросло волосами, длинными, жёсткими, как на голове. Между грязными прядями блестят глаза, большие, светло-серые, как у волка. Вокруг рта обстрижено, видны толстые розовые губы. Размыкаются, обнажая щербатую пасть, раздаётся голос:

- Крюк – это кликуха, вон он, - произносит страшилище, тычет пальцем за спину.

Анатолий смотрит в указанном направлении, видит чисто одетого старика, скромно сидящего в тени.

- Крюк решает всё вопросы с нами и отцом-настоятелем, понял? – продолжает говорить чудище, - без его разрешения работать нельзя. Давай, вали к нему.

Анатолий всё понял. Он и раньше слышал об этакой своеобразной церковной мафии. Настоятель храма нанимает нищих для сбора подаяний. При этом большую часть собранного забирает себе, меньшую оставляет старшине шайки нищих. В крупных городах империи такое было повсеместно. Пытались бороться, но получалось только в столице и очень плохо. Жажда наживы перевешивала страх наказания, а наказывали сурово, вплоть до отлучения от церкви и лишения сана.

Решил зайти в храм, поговорить с настоятелем. Мелкие камешки больно впиваются в босые ступни, нестерпимая вонь от гноящихся язв и немытых тел не даёт дышать. Мимо плывут омерзительные рожи с провалившимися носами, без зубов, в страшных шрамах, покрытые кровоточащей коростой, синюшные обрубки рук и ног, раздувшиеся от воспаления… Невольно ускорил шаг, стремясь побыстрее уйти от страшного зрелища. Почти бегом поднялся по ступеням, входит в прохладный полумрак. На пороге встречает упитанный детина, лёт тридцати с небольшим. На выпирающем пузе покоится золотой крест. Символ веры глупо утыкан цветными камнями, словно жаба бородавками. Румяное лицо скривилось, холёные ладони с тщательно подстриженными ногтями торопливо прячутся за спину. Почти не разжимая тонких губ, сквозь зубы, детина произносит фальцетом:

- Кто пустил, что надобно?

- Я послушник храма Святой Софии Константинопольской, твой брат во Христе Анатолий. Хотел сказать тебе …

- Ты грязный бродяга и вор! Брат нашёлся… В храм с минуты на минуту пойдут уважаемые люди нашего города, щедрые дарители и меценаты. Для оборванцев вроде тебя место на нижней ступени лестницы, там ты можешь помолиться Богу, но не раньше, чём приличные люди выйдут за ограду. Вон отсюда!!!

- Перёд Богом всё равны, - едва сдерживая себя произносит Анатолий, - ты не можешь так говорить.

- Вон, плесень! – завизжал детина. – Кто пустил в храм бродягу? Выбросьте его!!!

Сразу несколько человек в монашеской одежде бросаются к Анатолию. Жёсткие пальцы больно сжимают плечи, могучая рука хватает за шею, давит так, что трудно дышать. Ударили по лицу раз, другой, саданули тяжёлым сапогом под рёбра. Мир поплыл перёд глазами, красная струйка потекла из разбитой брови, заливая лицо. Оглушённого, ничего не понимающего Анатолия, выволокли на площадку перёд храмом. В глазах ослепительно вспыхнуло солнце, издевательские вопли нищих, словно карканье стаи стервятников, врываются в сознание. Всё чернеет вокруг, наливается свинцовой тяжестью, как перёд грозой. Свирепый воин просыпается в мирном послушнике!

Анатолий резко выпрямляется, ноги сгибаются в коленях, подбрасывают тело. Мощный удар обеими ногами, коленные суставы с жутким хрустом разрываются. Оба монаха падают ничком, лишившись сознания от болевого шока. За спиной раздаётся удивлённый возглас. Молниеносно хватает кисть руки, что ещё сдавливает  его шею, проворачивает наподобие лопасти ветряной мельницы и дёргает на себя. Трещит плечевой сустав, рука едва не выдирается с корнем и громадного роста монах с диким воплем валится под ноги. Шум пропадает. Нищие в страхе и удивлении замирают, как суслики возле нор. Анатолий поднимает голову, налитые кровью глаза останавливаются на белом от страха лице настоятеля. Не говоря ни слова, делает шаг навстречу. В абсолютной тишине шлёпанье босых ступнёй звучит громом среди ясного нёба. Гладкие щёки настоятеля синеют. Он вдруг понимает, что его сейчас просто убьют и никто не сможет помочь. Не захочет…