И вот там, в Ханты-Мансийске, было принято решение обязательно назвать одну из улиц именем Саши. Замечательно, если такая улица появится в Ханты-Мансийске! Еще замечательнее было бы, если бы такая улица появилась в Москве. И тогда же пришла идея сделать постоянно действующую ежегодную премию за лучшую мужскую и женскую роль в дебютных фильмах имени Александра Гавриловича Абдулова. И премия эта, по-моему, уже четыре года присужадется. И очень талантливый скульптор Алексей Благовестнов сделал прекрасный бронзовый бюст Александра Гавриловича. Тогда же мы обратились к нему с просьбой подумать о памятнике Александру Абдулову, который по решению правительства Ханты-Мансийского округа — Югра должен был быть поставлен в городе Ханты-Мансийске.
Сошедшие с небес
Храни меня, мой талисман
И когда Алеша Благовестнов принес свой первый скульптурный проект, там, в этом памятнике, была замечена и обнаружена одна из самых главных вещей, которые составляли существо Сашиной жизни. Вот этот блестящий бег в трусах на пять тысяч метров, распевая песни. Это общий облик Саши. Стадион свистит в дудки, бьет в ладоши и приветствует победителя, когда он грудью разрывает ленточку. А на самом деле Саша был иногда очень одиноким человеком, как правильно почувствовал Благовестнов, стоящим на ветру. Вот мне, когда я вспоминаю Сашу, самым правильным, нежным и сущностным кажется вот это трехмерное изображение, которое сделал Алексей Благовестнов. Я думаю, он будет еще работать, потому что мне страшно хотелось бы, как одному из людей, которые близко знали Сашу и очень любили. Мне страшно бы хотелось подлинности во всех тончайших деталях, в чертах лица, в прическе. «Всесильный Бог любви, всесильный Бог деталей», — писал Борис Леонидович Пастернак. Вот и Леша Благовестнов именно это и сделал.
И когда я сейчас это рассказываю, я на самом деле озабочен точно теми же проблемами, которые есть у Леши, — чтобы памятник остался… Я абсолютно не хотел бы, чтобы это был христоматийный исчерпывающий образ трагически ушедшего из жизни артиста. Я бы хотел, чтобы у всех осталась чуточка моего личного чувства от памяти Саши — драгоценной для меня памяти. Памяти одинокого человека, человека, стоящего на ветру.
А что касается веселья — бега на пять тысяч метров и разрывания ленточки, — то оно, конечно, было. Очень мы жили бездумно и весело, и это даже смешно звучит, если говорить о каком-то комплексе одиночества, что ли.
Ну вот хотя бы вспомню одну такую историю. Были люди, которых Саша необыкновенно высоко ценил, необыкновенно сильно любил, и это его дочка Женя, хотя она осталась без отца, еще будучи младенцем. И это его последняя жена Юля, и это Ирина Алферова, которую, ну по моим соображениям, Саша очень преданно и нежно любил всю жизнь, от начала и до конца. И всегда, когда он говорил о ней, он говорил о ней только в превосходных и превосходнейших тонах. Я не слышал от него ни одного даже слегка раздражительного или слегка пренебрежительного слова об Ире.
Но больше всех он любил, даже я бы сказал боялся, — маму. Мама у него была и есть — дай бог ей здоровья и долгих лет жизни, — очень сильная и очень властная женщина. И Саша, который в жизни не боялся вообще ничего, ужасно боялся маму. И однажды мы с Сашей, скрашивая наше безумное одинокое «стояние на ветру», образовали довольно большое сообщество, которое состояло из нас двоих, еще двух наших приятелей и очень большого количества разнообразных девушек, среди которых были не девушки легкого поведения, а большинство даже «тяжелого» поведения. Но, тем не менее, это были девушки, и их было очень много и мы их усадили в машину «Рафик» и, по указанию Саши, повезли на дачу.