Александр Абдулов

Ехали мы туда весело хохоча, предполагая, как мы сейчас приедем, как начнем жарить картошку, как будем запивать картошку красным вином, и все было совершенно замечательно. Вдруг Саша как-то затих, позвал меня в темный угол автобуса и сказал: «Значит так, старик, мы сейчас приедем на дачу, а там наверняка мама еще не спит». А это был период холостого проживания Саши. Мы были не связаны вообще никакими обязательствами с женщинами, ну просто никакими, кроме как нежного расположения к ним. И он говорит: «Вот мы сейчас их привезем на дачу, мама не спит наверняка, и что бы я ей ни объяснял на тему, почему мы в два часа ночи привезли целый автобус девушек, — она мне не поверит. Поэтому к ней пойдешь ты». Я говорю: «Я? Ты что? Я не очень сильно знаком с твоей мамой…» Он говорит: «Пойдешь ты и скажешь ей, что они все — артистки Бостонского академического театра драмы». Я говорю: «Саша, а почему Бостонского театра драмы?» Он говорит: «Ну так гораздо непонятнее, и мама сразу подумает, что это что-то такое очень серьезное». Я замолчал, потом говорю: «Саша, а ничего если она услышит краем уха, издали, сквозь смех, который может относиться к артисткам Бостонского драматического театра, русскую речь, иногда редко перемежаемую ненормативной лексикой? Вот как это соединится с идеей труппы Бостонского драматического театра?» Саша задумался, говорит: «Действительно, давай ты тогда лучше скажи, что они музыкантки из Бостонского симфонического оркестра». Я говорю: «Саша, а где же их скрипки?» На что мне Саша сказал: «Прекрати! Мама до таких глупостей, как ты, не додумается. Никогда. Тебе сказали, что сказать, скажешь и придешь есть картошку и пить вино». Так мы и поступили. Мама действительно ничего не спросила про скрипки. Она только очень внимательно посмотрела в мои лживые глаза. Очень внимательно! «Ну что ж, симфоническая музыка это очень красиво. Он очень любит симфоническую музыку», — сказала мама, и в это время раздался тот самый смех, о котором я говорил, та самая далекая-далекая русская речь, с теми самыми едва слышными ненормативными оборотами. Но маму это уже не интересовало. Мама усвоила информацию, что так ведет себя по ночам женская часть Бостонского симфонического оркестра. Вот такое было одиночество. Со стоянием на осеннем промозглом ветру.

Убить дракона

* * *

Были моменты, когда Саша вдруг, с какой-то прямо истовостью ругался со всеми. Это на него что-то такое иногда находило. И вот в один из таких моментов, когда он особенно успешно переругался со всеми, он появился у меня дома часов в десять вечера. Абсолютно трезвый.

— Сереж! Вот у меня такая история… Вот так вот раз — и все! Можно я у тебя поживу день или два?

— Нет. Нет, Саша нет. Это абсолютно исключается, это совершенно невозможно.

— Как? Ты же мой товарищ. Почему я не могу у тебя пожить?

— Именно потому, что ты мне товарищ. Ты никак не можешь пожить. Понимаешь? Потому что здесь нету никаких условий для твоего проживания.

— Как? Мне не нужно никаких условий. Мне нужно только чувство товарищеского плеча.

— Какое у меня может быть плечо, Саша?

— Товарищеское.

— Ты два метра ростом, я метр с кепкой. Ты, во-первых, до моего товарищеского плеча и не дотянешься. Вся мебель сделана так, что она расположена для невысокого роста людей. Мне тебя и положить некуда.

— А почему я не могу лечь на этот диван?

— Во-первых, Саша, потому, что это диван Жуковского. А во-вторых ты его разломаешь. Ты два метра ростом, понимаешь? Здесь я сплю и то подтягиваю ноги.

— Ты не знаешь моих возможностей! Я сложусь ножичком.

— Даже если ты сложишься ножичком, во сне-то ты себя не контролируешь. Ты разогнешься, и диван мне вдребезги. А это диван Жуковского, Саша! Понимаешь? Диван Жуковского!

— Сереж, это удивительно нетоварищеский разговор.

— Хорошо, Саша, я тебе скажу свое страшное предположение, почему я тебе так говорю.

— Ну скажи, почему ты мне так говоришь.

— У меня такое чувство, что если ты у меня переночуешь одну или две ночи, то ты останешься месяца на два. Потому что я тебя знаю. Понимаешь?

— Почему ты именно так меня знаешь?

— Саш, потому что ты очень привязчивый.