Александр Блок в воспоминаниях современиков

«аргонавтов» моих московских воскресений с группой лю­

дей, собиравшихся у П. И. Астрова. Результатом этих

встреч было два сборника нелепой «Свободной совести»,

издаваемой Астровым. Ядро сред составляли: П. И. Аст­

ров, его мать, Шкляревский, учитель гимназии, старый

художник Астафьев, Эллис, я, Эртель, Рачинский, Сизов

и др., а в периферию вошли почему-то часто появляю­

щиеся там московские мировые судьи, а также Н. И. Аст­

ров, В. ИI. Астров, А. И. Астров, Эрн, Свенцицкий и др.

Появились в том кружке разнообразные лица, как, на­

пример, проф. И. X. Озеров, имевший собеседование с

нами на тему «символизм и общественность». Позднее

на этих средах бывали: В. И. Иванов, Н. А. Бердяев,

профессора Духовной академии. В 1908 г. Боборыкин

читал здесь свой реферат о Леониде Андрееве. Темы со­

браний астровского кружка 1904—05 годов были самые

разнообразные. Вот некоторые из них: я прочел здесь

«Апокалипсис русской поэзии», «Психологию и теорию

знания», Эллис читал «О Данте», М. И. Сизов — «Лунный

танец философии», М. А. Эртель «Об Юлиане», Шкля­

ревский «О Хомякове», П. И. Астров «О Дарвине»,

«О Г. С. Петрове» и т. д. Здесь впервые произошла встреча

московских «аргонавтов» с той струей общественности,

которая впоследствии вылилась в кадетскую партию.

Здесь же оба эти течения, «кадетство» и «аргонавтизм»,

уже в 1905 году разошлись: «аргонавты» в обществен­

ном смысле оказались безмерно «левее» «Свободной со­

вести», они сочувствовали революционным партиям и

смеялись над октябризмом и кадетизмом. Это расхожде­

ние в общественности не нарушало добрых отношений с

братьями Астровыми, которые быстро «левели» в своих

литературных вкусах, поддаваясь эллисовской пропаганде

символизма. Связь «арго» долго еще оставалась между

всеми нами. И «аргонавтов» и астровцев соединяла проб­

лема морального сознания: и те и другие были чужды

имморализму господствующих течений литературы. Аст-

292

ровский кружок играл довольно видную роль в нашей

жизни того времени, но каждый порознь не удовлетворя­

ется им. С. М. Соловьев пробует дружить с кружком

Свенцицкого, я же общаюсь с неокантианцем Б. А. Фох-

том. Во мне складывается определенный мой шаг: от обо­

снования символизма при помощи Ницше, Шопенгауэра,

Вагнера — к обоснованию при помощи Канта, Риля,

Риккерта. Риккерт тогда только начал заинтересовывать

философские кружки Москвы.

Эта броня из «кантианства» на зорях прошлых лет

есть следствие многих горестных разочарований и

внешнего факта, что строчки А. А., обращенные ко мне:

«Понял, что будет темно» — осуществились для меня.

В эти месяцы происходят мои очень частые встречи

и разговоры с В. Я. Брюсовым, носящие характер той

остроты и напряженности, какою отмечено в то время

мое общение с ним, встречи, оставившие в душе не одну

тяжелую рану. Стиль нашего умственного поединка с

Брюсовым носил один характер — я утверждаю: «свет по­

бедит тьму». В. Я. отвечает: «мрак победит свет, а вы

погибнете». Помню один характерный разговор мой с

Брюсовым, когда В. Я. воскликнул с совершенно искрен­

ним пафосом: «Что же, Борис Николаевич, ведь в Апо­

калипсисе сказано, что гад будет повержен в смерть.

Итак: вы против гада, против слабейшего? Мне — жаль

гада, бедный гад, я — с гадом!» Свою «гадологию» того

времени В. Я. Брюсов утверждал вплоть до защиты пси­

хологии «гадости» с проведением гада в жизнь. Все эти

встречи и отношения 1904 года вызывали в душе моей

густой, непроницаемый туман, сгущавшийся от грозного

рокота приближающейся революции 1905 года, которая

уже чувствовалась.

Словом, к концу 1904 года я был и нервно и физиче­

ски измучен. В то время я получал частые приглашения

от Мережковских приехать к ним в Петербург. С другой

стороны, звал меня и А. А. После одного очень грустного

письма я получил телеграмму от А. А. и Л. Д., вместе

настойчиво меня звавших в Петербург. Я поехал вместе

с матерью моей, желавшей проведать свою петербургскую

подругу. Мы уезжали в день усиливающейся, как лавина,

всеобщей петербургской забастовки и прочли за день до

отъезда о роли Гапона в ней. Восьмого января выехали

мы в Петербург: девятого января утром п р и б ы л и , — в зна­

менательный день, окончившийся избиением рабочих.

293

Помню, что мы с матерью разъехались в разные стороны

с вокзала — она отправилась к своей подруге, я к знако­

мому офицеру, гостеприимно предоставившему мне у себя

в квартире приют. Проживал он в казармах лейб-гвардии

Гренадерского полка на Петербургской стороне. Я с боль­

шой готовностью согласился на это гостеприимство: в том

же доме, чуть ли не в том же каменном проходе находи­

лась и квартира отчима А. А., полковника лейб-гвардии

Гренадерского полка. Возможность видеться с Блоками,

жить рядом с ними особенно привлекала меня.

Помнится, как поразил меня вид улиц: еще на Нико­

лаевском вокзале парикмахер, бривший меня, сообщил,

что сегодня все рабочие пойдут к царю с требованием их

принять, что они правы, что дольше жить так нельзя.

Тон этих слов лежал на в с е м , — на том, как прохожие

оглядывали друг друга, чувствовалось что-то чрезвычай­

ное; полиции нигде не было видно; отряды солдат, по­