Александр Блок в воспоминаниях современиков

воту и неправоту обоих возможных форм выявления но­

вого сознания, нового коллектива, новой жизни. Вот что

меня сближало с Мережковскими: Христос, история,

проблема новой церковности, ясное членораздельное сло­

во, желание «последнее» провести сквозь строй «предпо­

следнего», к первому шагу, хотя бы этот первый шаг вы­

ражался весьма приблизительно. Наоборот, с Блоком ме­

ня связывали следующие темы: София, Вечность. Вне­

временность, Молчание, проблема мистерии, т. е. органи­

зации коллектива, прорастающего в общественность из

подлинной организации опыта, музыкальность, неизречен­

ность, нежелание распылять «последнее» заезженными

словами и суетой мыслительных а с с о ц и а ц и й , — наконец,

298

личная дружба и большая, я бы сказал, непосредствен­

ная любовь и доверие к тому, что мы называли Главным.

Все это соединяло А. А., Л. Д., С. М. Соловьева и

меня.

Таким я себя застаю в то время. Моя жизнь и непре­

кращающееся сближение с Мережковскими делают мне

лично достижимым общение с коллективом друзей, в ко­

торый я попадаю и к которому я подготовлен нашей трех­

летней перепиской с Мережковским. Ядро этого кружка:

Д. С. Мережковский, Д. В. Философов, З. Н. Гиппиус,

Т. Н. Гиппиус, Н. Н. Гиппиус, А. В. Карташев и близкий

к ним профессор Успенский, В. А. Тернавцев, Н. А. Бер­

дяев, заглядывающий в эту сторону А. С. Волжский.

Но в этом новом коллективе я чувствую одно время

некоторое насилие, принужденность, отсутствие свободы,

обязанность вместе с Мережковскими выполнять функции

их религиозной общественности. Они мне как бы гово­

рят: «Вы наш, ваш опыт — наш опыт». А я чувствую, что

это правильно, но лишь наполовину, что они не понима­

ют того главного, музыкально нежного, в чем я всегда

встречал понимание в А. А.

Единственности наших отношений я не ощущал до

конца, и чем более ощущал я невозможность сделать это

явным, т. е. сделать явным, что я принимаю их — плюс

еще что-то, без чего все приятие есть еще «приятие так

сказать», тем более создается в моем сознании трудность,

почти грех перед Мережковскими высказать им, что этого

плюса-то им и недостает. Я ощущаю в нашем, т. е. в

моем, общении с Блоком именно этот плюс, и этого не по­

нимают Мережковские, считая, что мои постоянные «убе­

гания» к Блокам и просиживание там целыми днями, есть

sui generis болезнь, декадентство, мистика, ибо к линии

A. A. — Мережковский в ту эпоху относился с резким не­

доброжелательством: сколько раз он указывал мне на

опасность для меня отдаваться беспочвенной «блоковской»

м и с т и к е , — «Боря, тут у вас безумие» — неоднократно го­

ворил он мне. Бывало, я пробираюсь в переднюю из квар­

тиры Мережковских (угол Литейного и Пантелеймонов-

ской, дом Мурузи), а З. Н. провожает меня вопросом из

гостиной: «Куда?» — «К Б л о к а м » . — «Опять? Завиваться в

пустоту?» Мои сидения с А. А. и Л. Д. в уютном кабине­

те А. А. на Петербургской стороне и наши беседы З. Н.

называла тогда: «завиваться в пустоту», т. е. разговоры

о «несказанном», «не уплотняемом» никаким решением,

299

формулой, общественным или религиозным поступком.

А бывало, когда я возвращаюсь от Блоков (уже вече­

ром) и попадаю в гостиную к Мережковским, к какому-

нибудь важному общерелигиозному разговору, где реша­

ются вопросы — «или мы поднимем пожар, или никто»,

и сидит при этом непременно или Философов, или Бер­

дяев, или Волжский, или Карташев, то Д. С, лукаво

взглянув на меня и сделав шутливую гримасу (т. е. да­

вая мне понять, что я опять-таки «завивался» в пустоте),

вводит меня в курс разговоров, и я, в свою очередь, на­

чинаю «поднимать» на своих плечах грузную, пудовую,

религиозно-общественную тему. Между домом Мурузи и

казармами я чувствую себя разорванным все недели мо­

его петербургского жития. Жизнь у Мережковских была

интересна, кипуча, чревата вопросами и пронизана под­

линным общением и великолепным, сердечным, подлинно

братским отношением друг к другу между членами наше­

го маленького коллектива, но до чего утомительной, груз­

ной мне казалась эта жизнь, приведшая-таки Д. С. Ме­

режковского к струвенской «Полярной звезде» с самого

начала революции девятьсот пятого года и замкнувшая

его в полярном круге той общественности, к которой мы,

«аргонавты», относились тогда еще с предубежденностью,

как к кадетской общественности.

К Блокам я вырывался из этой интересно-тяжелой

жизни, как к себе домой, в отдых, в тишину, где никто

не нападает с вопросами о том, что «или мы, или никто»,

но где встречают всепонимающие глаза А. А., который,

мягкой рукой взяв меня за локоть, проведет к себе, уса­

дит в удобное кресло, улыбнется и предложит из боль­

шой деревянной папиросницы п а п и р о с ы , — мы сидим друг

перед другом и помалкиваем с добрыми, чуть-чуть ласко­

выми улыбками, скользящими на лицах. В этих улыбках,

перерываемых затяжкой папирос, происходит между нами

немой разговор: «Что, измучился в проблемах? Опять

украдкой удрал?» Ответ: «И не г о в о р и » . — «Опять будет

нагоняй и Д. В. Философов прочтет тебе нотацию, что ты

у меня «завиваешься», и вечером, в присутствии Таты,

Наты, Антона будет разбираться вопрос о том, как быть