Александр Блок в воспоминаниях современиков

но особое внимание уделял двум: А. И. Соболевскому и

И. А. Шляпкину.

А. И. Соболевский читал в наши годы ряд разнооб­

разных курсов: «русский исторический синтаксис»,

«древнецерковнославянский язык», «история русского язы­

ка», «русская диалектология», «славяно-русская палеог­

рафия»; кроме того, он вел на дому и в университете

практические занятия по летописи, обнаруживая порази­

тельную начитанность в области древних памятников и

увлекая нас блестящим остроумием своих конъектур

при анализе летописного текста.

Соболевский не терпел «налетчиков» — случайных по­

сетителей — и расправлялся с ними на лекциях круто и

не стесняясь; но зато около него всегда группировалось

двадцать—двадцать пять человек, работой которых Алек­

сей Иванович руководил внимательно и любовно и ос­

тавил по себе благодарную память. Каждый участник его

семинария обязан был представить реферат на одну из

многочисленных тем, которые Соболевский раздавал в

начале з а н я т и й , — по анализу языка. Докладчик сменял

докладчика: от «Супральской рукописи» мы переходили к

«языку Ал. Толстого», от «стиля и языка К. Рылеева»

к такому же разбору «Жития протопопа Аввакума».

Блок остановился на теме «язык Александрии русских

хронографов» и выполнил свою работу с присущей ему

отчетливостью: скупой на похвалы и крайне требователь­

ный Соболевский признал труд Блока превосходным 7.

...И. А. Шляпкин умер в лютые годы военного без­

временья.

Будущий историк б. императорского Санкт-Петербург­

ского университета, так же как историк русской литера­

туры и русской общественности, внимательно остановится

на этой своеобразной и красочной фигуре. Сын крестья­

нина, до конца дней сидевший на своем «наделе» в Бело-

острове, среди изумительных книжных сокровищ, окру­

женный предметами искусства, редкостями и просто ве­

щами, каждая из которых имела свою « и с т о р и ю » , —

Шляпкин пользовался неизменной симпатией молодежи,

404

несмотря на свое «черносотенство», как многие называли

его лукаво-загадочную анархо-монархическую идеоло­

гию, пугавшую обывателей, покорных политической моде

и злобе дня.

Он умел как-то душевно, интимно подойти к человеку,

и эта неизменно дружеская настроенность и терпимость

к чужим мнениям, отзывчивость и жадная чуткость ко

всем явлениям жизни — сказывались и в лекциях бело-

островского отшельника, и в его хаотически-интересных

семинарских занятиях.

Блок писал Илье Александровичу реферат о Болотове.

Помню, что профессор не раз отзывался о работе Блока

почти восторженно и находил в авторе методологический

навык и крупное исследовательское чутье.

Как поэта Шляпкин узнал Блока позднее, пережив

однажды типичную для него «запойную» пору интереса к

новейшей литературе. В 1909—1910 гг. Вольф предложил

ему редактировать хрестоматию современной поэзии. Фак­

тически работа выполнялась мною: был составлен план

издания, подобран материал, написана большая руково­

дящая статья. В процессе этой работы у меня возникали

частые беседы с Ильей Александровичем о новой поэ­

зии. Многое читали вместе. Поклонник Пушкина и его

школы, Шляпкин из Блока особенно почувствовал и оце­

нил «Незнакомку».

И веют древними поверьями

Ее упругие шелка,

И шляпа с траурными перьями,

И в кольцах узкая рука, —

медленно повторял, вслушиваясь в музыку стиха, Илья

Александрович. «Это поэзия! Это не Городецкий».

Издание не состоялось. Все материалы к нему должны

быть в архиве покойного профессора Шляпкина, где, ве­

роятно, находится и работа Блока о Болотове, которую

Шляпкин тоже собирался печатать 8.

Поэт не порвал связи со своими университетскими

учителями по окончании курса: одно время он серьезно

думал об оставлении при кафедре — на чем настаивал и

Шляпкин — и хотел готовиться к магистерским экза­

менам.

Мы, словесники 1905—06 гг., кончали университет

небольшою группой в 9—10 человек, начав экзамены в

декабре 1905 года и сдав их весной 1906-го.

405

С обычной добросовестностью отнесся Блок и к экза­

менам. В эту пору он часто бывал у меня: по санскриту,

древним и славянским языкам готовились сообща. Я жил

тогда на Могилевской улице (ныне Лермонтовский прос­

пект), недалеко от Египетского моста, в 1905 году про­

валившегося под конным отрядом войска.

Этот провал приводил в злорадный восторг И. А. Бо-

дуэна-де-Куртенэ, у которого мы занимались санскритом,

благо профессор жил тоже на Могилевской улице:

— Так им и н а д о , — брызгая слюной и заикаясь, ве­

селился знаменитый исправитель Далевского с л о в а р я , —

хр-христолюбивое в-воинство!..

Подготовка к экзаменам шла своим чередом, но воз­

можность производства испытаний была сомнительна.

Вероятны были и студенческие волнения, и правительст­

венные репрессии: и то и другое отразилось бы на судьбе

экзаменационной комиссии как официально действующе­

го учреждения. Много студентов уехало в провинцию,

иные просто махнули рукой на университет, потеряв на­

дежду на скорое возобновление нормальной жизни.

Памятником и свидетельством этих тревожных наст­

роений служат сохранившиеся у меня письма Блока,

характерные и для их автора, и для времени, когда мы

кончали университет. Вот эти письма:

1